ᐅ Вузы на дипломата | институт дипломатов
- Подробности
В каких вузах учат на дипломата? На каких факультетах познают азы профессии? В каком институте сегодня можно получить профессию дипломата? Не стоит думать, что это только известный МГИМО. Вариантов намного больше.
Когда разговор заходит о дипломатах, у каждого возникает свой образ. Кто представляет блестящего эрудита и поэта 19 века А.С. Грибоедова, кто товарища Теодора Нетте, человека и парохода, а многие и героя комедии «Три плюс два», студента престижного московского вуза.
Герой – элегантный и утонченный молодой человек, демонстрирующий хорошие манеры и высокий интеллект даже в условиях дикого отдыха на море. У многих этот образ ассоциируется с дипломатической профессией, и многие молодые люди хотели бы быть похожими на такого героя. Кроме того, профессия дипломата имеет репутацию элитной и труднодостижимой.
Конечно же, первым в этом списке надо назвать МГИМО. Подавляющее большинство сотрудников МИД – выпускники этого института. Но он все же не единственный «институт дипломатов» в столице. Подходит для будущего дипломата факультет международных отношений или факультет регионоведения, также можно поступить на факультет с экономическим уклоном, освоить экономику в международных отношениях и работать потом по этой линии.
Еще один очень престижный вуз, где обучают дипломатов это Дипломатическая Академия при Министерстве иностранных дел России. «Академия дипломатов» – неформально называют ее абитуриенты и их родители. Высококвалифицированные преподаватели, имеющие богатый опыт международной работы научат студентов всем нюансам внешнеполитических отношений.
Подходящие для обучения на дипломата факультеты есть, также, в следующих вузах:
- Московский государственный лингвистический университет – на факультете Международные отношения можно получить неплохое образование по любому региону. Также в этом университете очень хороший факультет Перевод и Переводоведение. Его выпускники знают несколько иностранных языков и их с радостью берут на работу в дипломатические структуры.
- Институт стран Востока – еще один вуз для дипломатов. Как уже понятно из названия, институт готовит дипломатов для работы в странах Востока. На Факультете зарубежного регионоведения можно получить хорошие знания восточных языков и, впоследствии, работать в стране, с которой у России строятся перспективные отношения. Восток – дело тонкое, как говорил известный киногерой, и этим очень интересное, для дипломата хорошее место, чтобы показать себя.
- Московский гуманитарный университет – вуз для дипломатов и не только. Факультет международных отношений и туризма по профилю «Мировая политика и международный бизнес» готовит специалистов для государственных органов власти и управления (работа в международных отделах), зарубежных представительств, международных организаций (переводчики, секретари-референты, эксперты), для российские и зарубежных бизнес-структур, поддерживающих международные связи (эксперты по сбору информации, помощники координаторов и пр.).
- Также в университете есть Зарубежное регионоведение по направлению Китай. Регионоведы занимаются обеспечением дипломатических, информационных, внешнеэкономических, и культурных связей с регионами, в данном случае с Китаем, работают в органах государственной власти и общественных организациях, коммерческих предприятиях референтами, переводчиками, аналитиками, консультантами и др.
- МГУ им. М.В.Ломоносова тоже имеет для обучения на дипломата Факультет политологии. На нем ведется обучение по направлениям «Международные отношения, мировая политика и политическая глобалистика», «Политическая регионалистика и этнополитология» и другим. Выпускники МГУ востребованы в государственных организациях, на дипломатической службе, они хорошо подкованы в мировой политике и международных отношениях, региональных политических процессах. МГУ дает отличную языковую подготовку.
Регионоведы занимаются обеспечением дипломатических, информационных, внешнеэкономических, и культурных связей с регионами, в данном случае с Китаем, работают в органах государственной власти и общественных организациях, коммерческих предприятиях референтами, переводчиками, аналитиками, консультантами и др.Выпускник может легко устроится работать в МИД России, международные организации, аналитические центры, в структуры бизнеса, может преподавать в российских и зарубежных вузах.
В состав Российского государственного гуманитарного университета вошел Историко-архивный институт, где, также есть отделение Международных отношений. Как видите, выбор вузов для дипломата имеется. К чему больше лежит душа, тот вуз и стоит выбрать.
Дипломат
ᐅ Где учиться на дипломата?
От искусства дипломатов зависят судьбы государств, зависят жизни людей, сохранение мира и благоденствия. Молодые люди, желающие учиться на дипломата, должны отдавать себе отчет в том, что это очень ответственная профессия.
Кроме того, дипломат – это форпост государства на чужой земле, тот человек по которому будут судить о всей стране. Это тоже надо осознавать, выбирая будущую специальность. Дипломату нужно много знать, он должен владеть несколькими иностранными языками, знать досконально все о том регионе и стране, где будет работать. Все это нарабатывается годами.
Чтобы стать хорошим профессионалом, нужно не только хорошее знание языка страны пребывания, особенностей местной политики, но еще дипломат должен быть широко эрудирован, обладать железной выдержкой, должен уметь выслушать агрессивно отстаивающего свою точку зрения собеседника, не проявляя ответной агрессии, нужно избегать в беседе даже намека на поучения.
Чтобы выучиться на дипломата, нужно поступить на факультет «Международные отношения» в каком-нибудь столичном вузе. Самый популярный и известный из них – МГИМО. Большинство работников МИДа заканчивали именно его и именно туда хочет поступить большинство мечтающих о профессии дипломата. Но, вопреки расхожему мнению, МГИМО хоть и самый популярный, но далеко не единственный вуз Москвы, где учат на дипломата.
На факультет Международных отношений сдают результаты ЕГЭ по трем предметам – истории и обществоведению, русскому языку и иностранному языку и устный экзамен по иностранному языку в традиционной вузовской форме, с билетами. Язык для сдачи можно выбирать самому и если абитуриент владеет редким иностранным языком – это дает ему преимущество при поступлении. Лучше всего заранее знать, какие предметы сдавать на дипломата и начать готовиться как можно раньше.
Неожиданно, вузов где готовят дипломатов довольно много. Если вы не уверены в поступлении в МГИМО, можно выбрать другой вуз, где есть факультет Международные отношения. Вступительные экзамены – это, как правило, история (профильный), русский язык, иностранный язык.
Институт стран Востока, факультет зарубежного регионоведения – сюда тоже можно пойти учиться на дипломата. Институт готовит специалистов по восточному региону. Направление, стремительно набирающее популярность – Китай, Япония, Корея – перспективные направления для работы дипломата.
Московский гуманитарный университет, факультет Международных отношений и туризма – отличный вуз, где учат на дипломатов студентов разных возрастов.
При поступлении нужно сдавать не только результаты ЕГЭ по трем вышеуказанным предметам, но и вступительное тестирование по этим предметам.
Российский государственный гуманитарный университет. Историко-архивный институт. Факультет Международных отношений. Почти половина бюджетных мест – на кафедре Стран постсоветского зарубежья.
Московский государственный лингвистический университет, факультет Международные отношения – пожалуй, второй по популярности вуз, после МГИМО, где учиться на дипломата. Вступительные экзамены такого же типа, как в МГИМО: иностранный язык (ЕГЭ), русский язык (ЕГЭ), история (ЕГЭ), иностранный язык (внутренний дополнительный экзамен). По окончании этого вуза можно будет работать переводчиком, настолько хорошо там преподают иностранные языки, включая самые экзотические.
Еще один вуз, куда поступать на дипломата это Государственный академический университет гуманитарных наук при Российской академии наук.
Также, можно выбрать для поступления смежную специальность, с каким-нибудь уклоном.
Например, в МГУ им. Ломоносова есть Факультеты глобальных процессов и мировой политики; в Государственном университете Высшая школа экономики – Факультет мировой экономики и мировой политики. Выпускники этих вузов тоже имеют шанс продвинуться на дипломатическом поприще.
Таков основной список по профессии дипломат, где учат этому сложному делу. Как видите, выбрать есть из чего, все завит от вашего желания и старания.
Высшая дипломатическая школа России в беспорядках из-за аннексии Крыма
Ведущий российский университет для начинающих дипломатов, Московский государственный институт международных отношений, делает вид, что является мирским местом.
В главном здании университета, раскинувшейся серой структуре на юго-западе Москвы, студенты, одетые в костюмы, прогуливаются по коридорам, названным в честь международных улиц, таких как знаменитый нью-йоркский Бродвей. На стенах висят фотографии знаменитых мировых лидеров, читавших лекции в школе, от Маргарет Тэтчер и Жака Ширака до президентов США Билла Клинтона и Джорджа Буша-старшего.
Университет, известный на русском языке под аббревиатурой МГИМО, произносится как эм-гхи-МО, имеет репутацию одного из элитных учебных заведений страны, готовящего не только будущих государственных деятелей и кремлевских функционеров, но и бизнесменов, журналистов и мыслителей. Но его имидж и престиж, похоже, находятся под угрозой из-за действий России на Украине, которые поляризовали преподавателей и студентов МГИМО.
Подразделения в университете попали в заголовки национальных газет в прошлом месяце, когда профессора философии Андрея Зубова уволили за написание статьи в «Ведомостях», в которой он сказал, что аннексия Крыма Россией аналогична нацистскому аншлюсу Австрии в 19 году.38.
Министерство иностранных дел, аффилированное с МГИМО и ежегодно набирающее десятки своих студентов, чтобы стать дипломатами, жестко отреагировало на такие сравнения. На прошлой неделе он был возмущен комментариями министра финансов Германии, в которых сравнил захват Россией Крыма с аннексией нацистами Судетской области в Чехословакии в 1938 году.
действовал безответственно, выразив такое противоположное мнение. Зубов и его защитники заявили, что его увольнение означало, что его лишили конституционного права на свободу слова.
«Это было экстраординарное решение — я не знаю других случаев, когда людей увольняли из МГИМО за политическую позицию», — сказал Зубов в телефонном интервью. «Это фундаментальное изменение отношения к свободе слова в нашей стране, которое идет рука об руку с недавним подавлением независимых СМИ».
Разногласия в университете в некотором роде отражают больший раскол внутри российских элит по поводу аннексии Крыма, даже в правительственных кругах. Те, кто придерживается националистических и консервативных взглядов, почти повсеместно высказались за этот шаг, в то время как некоторые либералы и экономические чиновники выступили против него или, по крайней мере, отнеслись к нему скептически.
В своей статье в «Ведомостях» Зубов написал, что аннексия была «безумной и, главное, совершенно ненужной агрессией», угрожавшей миру в России и постсоветских странах.
«Нам нужно опомниться и остановиться», — написал он. «Наши политики подталкивают нацию к мучительному приключению. История показывает, что ничто не обходится без оплаты. Нам не нужно покупаться на это, как когда-то немцы купились на обещания Геббельса и Гитлера».
Университет, как и МИД, говорит, что опирается на международное право в своих учениях, а другие профессора МГИМО утверждают, что крымский референдум, на котором жители проголосовали за присоединение к России, был законным волеизъявлением народа. Запад назвал голосование фиктивным, поскольку оно было проведено всего через три недели после того, как оно было впервые объявлено, и проходило на фоне оккупации российскими войсками.
«Наш подход к обучению заключается в том, что в основе всего в международных отношениях лежит Организация Объединенных Наций и международное право, а не национальные интересы, как учат в США», — сказал Андрей Силантьев, проректор по международным связям МГИМО, сидя в университетской столовой.
во время недавнего визита. «Наш образовательный подход не меняется».
Силантьев, который не понаслышке знаком с системой образования США, получив степень в Университете Дьюка в Северной Каролине, сказал, что Зубов нарушил этическую норму, написав свою статью.
«Ни у кого не было сомнений, что Зубов должен уйти в отставку», — сказал Силантьев. «Это был вопрос корпоративной этики — он нарушил все нормы. Такие самонадеянные, безответственные заявления не вписываются в культуру МГИМО».
Разнообразная компания
Культура МГИМО находит свое отражение в видных выпускниках школы. Университет, главный кампус которого состоит из восьми соединенных между собой зданий на юго-западе Москвы, широко известен как место, где получают образование дети российских дипломатов и политиков, а большинство бывших и нынешних глав иностранных посольств России являются выпускниками МГИМО.
МИД ежегодно выделяет до 100 мест для выпускников, и около 70 процентов сотрудников МИД пошли в МГИМО.
Среди выпускников министр иностранных дел Сергей Лавров, окончивший учебу в 1972 году, и самый богатый человек России, бизнесмен Алишер Усманов, выпускник 1976 года. история и обществознание, а также должны сдать экзамен по английскому языку. Некоторые учащиеся принимают участие в национальных конкурсах для выпускников школ.
Конкуренция за поступление может быть жесткой: в 2012 году в МГИМО было принято около 5,5% абитуриентов, нуждавшихся в государственном финансировании, и около 7,7% абитуриентов, которые могли оплачивать обучение самостоятельно. В университете около 7000 студентов и около 1200 преподавателей.
В 2009 году президент Владимир Путин заявил, что МГИМО готовит специалистов для дипломатической службы для защиты и продвижения государственных интересов России на международной арене. «Здесь куются элитные кадры. Университет закончили целые плеяды выдающихся дипломатов, политиков, бизнесменов, журналистов и юристов», — сказал он тогда.
Но среди этой “плеяды” выпускников есть и те, кто резко выступает против политики Кремля.
Главный редактор независимого телеканала “Дождь” Михаил Зыгарь не только окончил МГИМО, но и работал преподавателем в университете. Здесь читает лекции по литературе известный российский писатель Дмитрий Быков, активный участник оппозиционных митингов и обозреватель оппозиционной «Новой газеты». Телеведущая Ксения Собчак, которая в 2012 году стала откровенным сторонником оппозиции, также имеет высшее образование.
Илья Клишин, главный редактор сайта телеканала «Дождь», выпускник МГИМО 2008 года, рассказал, что раньше среди профессорско-преподавательского состава вуза был явный плюрализм политической мысли.
«Это помогло студентам сформировать собственную точку зрения на политические процессы в стране и мире», — сказал он по телефону.
Но нынешние студенты, опрошенные The Moscow Times, похоже, были напуганы отставкой Зубова. Сказав, что они не чувствовали давления по поводу того, как думать, они признали, что чувствовали необходимость проявлять осторожность при обнародовании своего мнения.
«У нас университет интересное место — пока есть свобода слова, можно и наказать за то, что вы что-то говорите открыто за пределами стен университета», — сказал 19-летний Филипп Дягилев, студент второго курса факультета международных отношений. , стоя перед главным входом в университет рядом с флагами Евросоюза, СНГ и России.
– Именно так и произошло с профессором Зубовым, – сказал Дягилев, год учеником Зубова. «Мне понравились его лекции. Жаль, что его уволили».
Мнения неоднозначные
После ухода Зубова из университета около 13 000 студентов, выпускников и сотрудников МГИМО подписали онлайн-петицию с призывом восстановить его на прежней должности и назвали тот факт, что его, по-видимому, уволили за политические убеждения, «возмутительным». ”
Но Дягилев, второкурсник, сказал, что большинство его сверстников не разделяли мнение Зубова по поводу аннексии Крыма, а Силантьев утверждал, что «большинство» студентов позже извинились за подписание петиции, сказав, что допустили ошибку.
Зубов сказал, что его статья в “Ведомостях” была не первой его статьей, в которой он критиковал действия Кремля. Но он сказал, что раньше МГИМО гордился, когда его профессора публиковали работы в крупных СМИ.
«Я думаю, что международная репутация МГИМО может пострадать из-за моей отставки, и, поскольку академическая свобода была нарушена, я обеспокоен тем, что МГИМО останется частью Болонского процесса, объединяющего большинство европейских университетов», — сказал Зубов.
Силантьев отметил, что в университете были преподаватели с разными взглядами — с чем согласились студенты — и что внутри МГИМО вопрос Крыма рассматривался с разных сторон.
«При приеме на работу мы не спрашиваем людей об их политических убеждениях, — сказал Силантьев.
МГИМО видел как минимум еще одно заметное выражение общественного протеста против действий правительства. В 1956 году 18 венгерских студентов покинули МГИМО, чтобы выразить протест против продвижения советских войск в Венгрию.
Ничего подобного не произошло после аннексии Крыма, по словам Силантьева, который сказал, что в МГИМО обучается около 1000 иностранных студентов из примерно 55 стран.
Но был один преподаватель, который решил выступить против решения руководства МГИМО в отношении Зубова и покинуть университет. Элина Колесникова подала в отставку на следующий день после увольнения Зубова и рассказала в Facebook, что, когда она решила уйти, некоторые ее коллеги сразу начали вести себя так, как будто ее не существует. Она сказала, что некоторые из ее студентов поддержали ее, однако, и что после ее последней лекции, когда она объяснила, почему уходит, они аплодировали в поддержку.
Силантьев назвал ее решение эмоциональным поступком, но Колесникова намекнула, что решение давно назрело. «Академическая свобода была серьезно нарушена», — написала она в статье для The New Times. «Ситуация аналогична той, что в армии. Все должны выполнять приказы, и никто не может не подчиняться».
Связаться с автором по электронной почте e.
kravtsova@imedia.ru
Практические уроки для современной дипломатической службы
Журнал дипломатической службы > Декабрь 2021 г. > Практические уроки для современной дипломатической службы
Американские дипломаты в бывшем СССР получили уникальную возможность лучше понять мир и попрактиковаться в своем ремесле.
ДЖОРДЖ КРОЛ
Президент России Борис Ельцин (держит флаг) и его сторонники перед российским парламентом («Белым домом») в Москве после попытки государственного переворота в августе 1991 года.
Алами
Тридцать лет назад в этом месяце прекратил свое существование Союз Советских Социалистических Республик. В то время я был относительно молодым дипломатом и находился в своем третьем зарубежном турне, приписанном к американскому генеральному консульству в месте, которое тогда называлось Ленинградом. Мало ли я — или кто-либо другой — знал, что задание закончится два года спустя в переименованном городе Санкт-Петербурге, в мире, который изменился после распада Советского Союза.
Большую часть 1991 года я провел в поездках в Вильнюс, Ригу и Таллинн, чтобы рассказать об исторических усилиях балтийских республик по восстановлению своей независимости от советской системы. В июле контактное лицо в латвийском парламенте Маврикс Вульфсонс попросил меня приехать в Ригу 19 августа, потому что он слышал, что «в этот день произойдет что-то важное». Поехав в Ригу на своей верной Chevy Nova 18 августа, я проснулся на следующее утро в городе, находящемся в осаде. Вооруженные советские силовики стояли у моей гостиницы напротив здания МВД и заняли ключевые дороги и мосты. Я включил радио и телевидение и услышал сообщения советских СМИ о том, что Горбачев «заболел», что сигнализировало о начале попытки сторонников жесткой линии Коммунистической партии совершить переворот, который, как и ожидалось, вызовет репрессии в выскочках прибалтийских республиках.
Я быстро вышел из отеля, минуя вооруженные отряды, и направился к почти безлюдному зданию МИД Латвии. Я нашел министра иностранных дел Яниса Юрканса, сидящего в одиночестве в своем кабинете, курящего трубку и обдумывающего варианты, в том числе возможный рывок в Швецию.
Из его кабинета я смог связаться с Оперативным центром Государственного департамента, чтобы передать сообщение Юрканса госсекретарю Бейкеру: в Москве происходит переворот, который может сокрушить стремление Латвии к независимости; Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы остановить это.
Покинув Юрканс, я направился в кабинет Кабинета Министров Латвии, где нашел премьер-министра Ивара Годманиса, разговаривающего по телефону со своим эстонским коллегой Эдгаром Сависааром. Когда Годманис пригласил меня в свой кабинет, я услышал громкий голос Сависаара: «Советские танки направляются в Таллинн». Когда они повесили трубку, советский военный вертолет пролетел низко над памятником Ленину и сравнялся с кабинетом премьер-министра. Я предложил отойти от окон.
Я на себе ощутил реальность краха советской системы для россиян на всех уровнях. Для некоторых это было волнующим. Для многих других это был кошмар неопределенности и нестабильности.
После спешной беседы с Годманисом я пошел через город к зданию латвийского парламента, прибыв как раз вовремя, чтобы увидеть, как депутаты быстро приняли резолюцию, провозглашающую полную независимость Латвии, прежде чем они поспешно покинули здание.
Снаружи я столкнулся с заместителем председателя парламента Андреем Крастиньшем, который призывал группу людей за пределами баррикады разойтись по домам и укрыться. Увидев наступающую колонну бронетранспортеров, стреляющую в воздух, я предложил вернуться к зданию парламента.
Внутри возникла странная сцена. Был накрыт большой буфет, возможно, предназначенный для празднования обновленной свободы Латвии. Большинство депутатов сбежало, но не высокопоставленные руководители парламента и стойкие работники столовой, которые все были женщинами. Когда премьер-министр Годманис присоединился к группе, председатель парламента Анатолий Горбунов, отражая черный юмор, с которым я часто сталкивался в странах Балтии, призвал всех присутствующих: «Ешьте, пока мы еще свободны; это может быть наша последняя хорошая еда!» После того, как мы произнесли тост за независимость Латвии, какой бы недолгой она ни была, мы ждали стука в дверь от советских силовиков. Мои хозяева поблагодарили меня за то, что я был с ними.
В тот момент я понял, что значит по-настоящему представлять свою страну: для них я был не Джорджем Кролом, молодым американским дипломатом из Нью-Джерси, я был Америкой; и Америка стояла с ними в самый темный час.
Я делюсь этими виньетками не для того, чтобы вести хронику своих подвигов в качестве офицера дипломатической службы в то историческое время (эти истории собираются благодаря самоотверженным усилиям программы устной истории Ассоциации дипломатических исследований и обучения). Скорее, я использую их, чтобы подчеркнуть некоторые уроки, которые я усвоил в качестве FSO не только в странах Балтии, но и в России и в других странах бывшего СССР, где я служил почти непрерывно до конца своей карьеры. Этот опыт не только помог мне стать лучшим дипломатом; они помогли мне понять сегодняшнюю Россию и другие государства, возникшие из Советского Союза.
Урок первый: Использование языка. Прежде всего, я не могу переоценить важность изучения и использования языка.
Мое единственное обучение русскому языку было за год до приезда в Ленинград в Институте дипломатической службы. Поначалу он был явно неадекватным, но, безусловно, обеспечил прочную основу для расширения. Огромное количество разговоров и взаимодействий с русскоязычными сначала ошеломило меня, но со временем я значительно улучшил свое понимание языка и беглость его владения. Самое главное, я избавился от страха говорить по-русски и научился общаться и, что еще лучше, слушать. Использование языка жизненно важно для дипломата не только для понимания людей и культуры, но также обеспечивает доступ и понимание — и это может и должно быть забавным.
Еще до моего приезда в Ленинград реформы в СССР при Горбачеве уже привели к коренным изменениям в работе нашего консульства. Годы пребывания в радиусе 20 миль от города — репортажи из советских газет и беседы с другими дипломатами и несколькими преследуемыми диссидентами — закончились.
Хотя нам по-прежнему приходилось подавать ноты в местное отделение Министерства иностранных дел, если мы хотели выехать за пределы этого периметра, МИД редко отказывало в поездках. Хотя мой предшественник Дуг Уэйк и наш заместитель старшего офицера Джон Пернелл были изгнаны из Прибалтики 19 мартаКогда Литва провозгласила свою полную независимость, когда в конце лета того же года я попытался вернуться в регион вместе с нашим ранее высланным DPO, советский МИД не возражал и впоследствии никогда не отказывал и даже не преследовал какого-либо американского дипломата. путешествие в Прибалтику. По мере того, как в 1991 году события в Прибалтике накалялись, я ездил туда практически еженедельно и в основном один, без происшествий.
В консульстве у нас не было местных сотрудников, кроме нескольких контрактных американцев и нескольких граждан Финляндии. Нам приходилось самим выполнять большую часть административной работы, включая организацию поездок. В этих условиях мы стали в значительной степени самостоятельными и независимыми от посольства в Москве.
Несмотря на правила безопасности в посольстве, которые требовали, чтобы мы ехали парами, а если поездом, то в купе поодиночке, мы регулярно игнорировали эти правила (с молчаливого одобрения нашего местного сотрудника службы безопасности). Более того, проводники поездов часто сажали людей на свободные места в наших купе, чтобы заработать себе немного дополнительных денег. Откровенно говоря, эти товарищи по купе были кладезем знаний и понимания для наших кабелей. Мы в «граде» (Ленинграде) были рады, что «царь-посольство» далеко и что у нас есть благожелательный генеральный консул Дик Майлз, который позволяет нам делать нашу работу и держит посольство в Москве в страхе. Будучи бывшим морским пехотинцем, Майлз инстинктивно понимал и поддерживал экспедиционный характер нашей работы, осознавая, что для выполнения работы требуются творческий подход и определенная доля хитрости.
Крах августовского путча 1991 года и последующая независимость Прибалтики освободили меня от балтийского ритма и позволили сосредоточиться на освещении событий в Ленинграде (переименование произошло в сентябре) и на огромной территории северо-запада России.
Я мог путешествовать по всему региону, встречаясь с людьми, которые редко видели американца. Я быстро понял, что не все русские одинаковы, а те, кто живет вдали от больших городов Санкт-Петербурга и Москвы, имеют свою особую культуру и язык.
Наши дипломатические задачи также изменились с распадом СССР. Мы больше не были сосредоточены в первую очередь на отчетах об условиях в нашем районе. Внезапно мы стали ответственными за программы помощи и помощи США, в которых у нас не было опыта, например, оказание гуманитарной помощи больницам, приютам и домам престарелых. Теперь мы увидели стороны русской жизни, которые советская власть долгое время закрывала от иностранного взгляда. Большинство наших контактов в русской провинции не говорили по-английски, и их русский язык был такого типа, с которым мы, русскоязычные неофиты, никогда не сталкивались. Опыт был ошеломляющим для них и для нас. Но по иронии судьбы это позволило нам развить более глубокую связь и, если мы позволили себе, эмоциональную связь с людьми.
Я на себе ощутил реальность краха советской системы для россиян на всех уровнях. Для некоторых это было волнующим. Для многих других это был кошмар неопределенности и нестабильности. Я и многие россияне точно знали, что имел в виду Владимир Путин, когда называл конец СССР трагедией. Но мы также знали, что СССР теперь в прошлом — несовершенная система, возглавляемая неполноценными лидерами, которая потерпела неудачу. Мои контакты, как и большинство россиян, не погрязли в жалости к себе или угрызениях совести. Они проявили замечательную силу и стойкость, чтобы собраться, адаптироваться и жить своей изменившейся жизнью с тем же сардоническим юмором, который является типичным русским. Как дипломат, я пытался донести эту картину до Вашингтона, но я боюсь, что у многих там была другая картина, нарисованная для них другими людьми, которым не хватало понимания и не разделяли эмпатии, проявленной к нам на местах. Это было тогда — и я бы сказал, остается — досадной дилеммой и недостатком американского внешнеполитического истеблишмента.
Нам также пришлось иметь дело с потоком официальных и неофициальных посетителей, которые часто мало знали о России и имели еще меньше опыта работы с русскими. Многие посетители действовали из лучших побуждений, а другие искали выгоды для себя, как стервятники, кружащиеся над трупом. Нам из консульства часто приходилось выяснять недоразумения между местными жителями и приезжими американцами. Обе стороны могут быть одинаково непонимающими и временами властными. Это была Дипломатия 101 в лучшем виде, но FSI никогда не обучала нас этому. Мы учились на лету, и больше всего нам помогло сочувствие: поставить себя на место другого парня.
Я часто сталкивался с посетителями и даже коллегами, которые придерживались предвзятых представлений о России и других бывших республиках, и, к сожалению, наша помощь часто сопровождалась высокомерием. Я отчетливо помню сдержанный гнев в глазах Владимира Путина, когда ему, как де-факто «министру иностранных дел» Санкт-Петербурга, приходилось слушать длинную лекцию очередного американского чиновника или бизнесмена о достоинствах американской демократии, рыночной экономики и практически все остальное.
В то время Путин был не единственным, кто оценил внимание Америки, но не обязательно наш подход.
Гражданские добровольцы возводят баррикады для защиты российского парламента в Москве во время переворота 1991 года.
Alamy
В те первые дни и впоследствии я обнаружил, что признание и объяснение недостатков в моей собственной стране и обществе очень помогло мне завоевать авторитет в общении с людьми во всем обществе. Американские официальные лица и дипломаты имеют хорошо известную и прискорбную склонность проповедовать или говорить с людьми свысока о предметах, в которых они считают себя выше других, например, о «демократии». Не поймите меня неправильно — я горжусь нашей страной и ее институтами, но я признаю их недостатки и то, что ничто человеческое не идеально. Выросший в основном на севере Нью-Джерси, я имел возможность наблюдать практически все формы политической коррупции, известные человечеству или, по крайней мере, жителям Нью-Джерси.
Это очень помогло мне понять политику Санкт-Петербурга и других регионов, а также позволило мне «говорить по-турецки» как с официальными лицами, так и с активистами гражданского общества. Человеческая природа — это, в конце концов, человеческая природа; любой дипломат поступил бы мудро, если бы помнил об этом, действовал и отчитывался соответственно.
Будучи дипломатом того времени, я проводил много времени среди того, что русские называют «народом» — людей, масс — стоя в очередях, в толпе, делая покупки на местных рынках и пользуясь общественным транспортом. Ожидая в очереди, я усвоил немало откровенных мнений, просто слушая и занимаясь своими делами, не говоря уже о том, чтобы выяснить, почему все стоят в очереди. Это была привычка, которую я сохранял на протяжении всей своей карьеры, даже в качестве посла, когда люди в ташкентском метро или на рынке в Астане иногда смотрели дважды, возможно, узнавая меня по какому-то публичному мероприятию или новостному репортажу.
Я открыт практически ко всему, что выводит меня из офиса, и это, безусловно, лучше и веселее, чем посещение речей и официальных встреч.
Кроме того, разве это не то, что мы должны делать — выбираться среди людей? Понимание улицы, а также коридоров власти? Позже в своей карьере я обнаружил, что слишком многие коллеги тратили слишком много времени на планирование своего отпуска за границей или посещение специализированных магазинов, казалось, из-за страха перед «иностранцами», с которыми они могли бы столкнуться в противном случае. Я твердо убежден, что для того, чтобы понять общество и людей, необходимо испытать жизнь такой, какой они живут, и не слишком сосредотачиваться на англоязычной элите.
Урок шестой: Учитесь слушать и слушайте, чтобы учиться. Еще одной частью наших обязанностей в первые дни после распада СССР было обеспечение школ и библиотек учебными и англоязычными учебными материалами, а также выступления перед большой и малой аудиторией на русском языке, каким бы несовершенным он ни был.
Я обнаружил, что библиотечные системы и сами библиотекари были величайшими сторонниками образования и открытости. Библиотекари, все женщины, были, без сомнения, одними из самых сильных и находчивых людей, которых я встречал в России и бывших советских республиках. Они нашли всевозможные изобретательные способы поддерживать работу своих недофинансируемых библиотек. Они никогда не принимали «нет» за ответ и бросали вызов даже самому упрямому бюрократу — будь то в Беларуси при Лукашенко или в Узбекистане при Каримове — чтобы, в конце концов, добиться своего. Они были опорой общин, где после распада СССР свирепствовали экономические лишения.
Я слушал их, делал все возможное, чтобы оказать любую помощь, которую они просили, и многому у них научился. Их опека очень помогла мне в борьбе с бюрократией Государственного департамента. Иногда, если не в большинстве случаев, стоит послушать людей, с которыми мы работаем. Мой опыт работы в бывшем СССР подтолкнул меня к тому, чтобы предложить FSI провести курс обучения дипломатов.
После распада СССР, когда мы изо всех сил пытались открыть новые посольства, у нас не было «удобств» в виде дипломатического жилья, медицинского персонала, комиссаров или даже морских пехотинцев и охранников. Мы полагались на себя, но в основном на наших новых местных сотрудников, которые приняли нас почти как семью. Мы доверяли друг другу и построили прочные личные и профессиональные связи как коллеги, а не как начальники и подчиненные. Ах, как скоротечны были те безмятежные дни — до того, как пришли все ведомственные правила и положения, и другие ведомства с их правилами и положениями, чтобы разлучить нас и усложнить нам жизнь и нашу работу. Да, мы все знали, что придет день, когда «реальный» мир вторгнется в нашу жизнь и работу. Но во многих отношениях именно мир, созданный нами самими, мешает нашей дипломатической работе, закрывает нам глаза на основные идеи и подавляет нашу способность сопереживать.
Тридцать лет назад американские дипломаты в бывшем СССР получили уникальную возможность познакомиться с людьми и местами так, как никогда раньше.
Мы испытали восторг, но также и боль, неуверенность и унижение, которые чувствовали окружающие нас люди, от Владимира Путина до бабушки по соседству. Мы научились общаться; мы научились слушать (ну, по крайней мере, некоторые из нас). Мы также научились объяснять себя, нашу страну и наше общество не как высшие, а как люди, подобные им, идущие по трудному, тернистому и ненадежному пути, но дающему надежду и нечто дорогое, к чему можно стремиться.
Живая история
Вернувшись в Ригу, в тот роковой августовский день я стоял вместе с лидерами латышского народа, чтобы стать свидетелем того, что, как мы все ожидали, станет смертью мечты и, возможно, нас самих. Вместо этого советские силы безопасности остановили свое продвижение и так и не вошли в здание парламента. На следующий день воцарилось жуткое затишье, когда стали просачиваться новости о том, что в Москве разваливается переворот. Я решил поехать в Вильнюс, где ранее в этом году я стоял с литовцами в их разрушенном здании парламента, когда они терпели натиск советских репрессий в своем стремлении к независимости.
Когда я выезжал из Риги, радио в машине сообщило удивительную новость: Российский парламент объявил Коммунистическую партию незаконной, а заговорщики арестованы. По дороге в Вильнюс я столкнулся с потоком военных грузовиков, заполненных советскими войсками, которые направлялись в противоположном направлении, возвращаясь в гарнизон. Я не мог поверить в то, что видел — одновременно ужасающее и волнующее. В тот прекрасный летний день, когда я ехал с опущенными окнами по идиллической прибалтийской сельской местности, я думал: я представляю Соединенные Штаты Америки; Я не могу поверить, что они платят мне за это.
Во многих отношениях мир, созданный нами самими, мешает нашей дипломатической работе, ослепляет нас и препятствует нашей способности сопереживать.
Опыт тех лет изменил меня как дипломата и человека. Она многому меня научила о прибалтийских республиках и России и послужила основой, на которой я продолжал работать в Украине, Беларуси, Узбекистане и Казахстане.
Это научило меня понимать эти страны и их крайне диверсифицированные и сложные общества такими, какие они есть и какими они стремятся быть, а не такими, какими мы хотим или ожидаем их видеть. Больше всего она научила меня смирению и терпению. Это также дало мне чувство уверенности в стойкости человеческого духа и его необычайной способности приспосабливаться к изменениям, невзгодам, лишениям и неопределенности. И это открыло мне сущностную доброту и часто величие в людях, находящихся под принуждением.
Мне очень грустно видеть, что спустя 30 лет наше консульство в Санкт-Петербурге закрыто, наши представительства и дипломаты в России и Белоруссии задержаны и преследуются. Но в жизни нет ничего постоянного.
Даже посреди мрака, пессимизма и невзгод темных и трудных дней в Прибалтике, или в России, Украине, Белоруссии или Узбекистане, меня воодушевляла и остаюсь воодушевленная глубокая воля людей терпеть и надеяться на лучшее время, сколько бы времени это ни заняло.
Прежде всего, я стал ценить неоценимую ценность нашего дипломатического искусства, которое стремится понимать, сопереживать и, в конечном счете, строить, восстанавливать и поддерживать мосты.