Известные ученые латинисты: В ритме латины, вальса и секвея

–

РУССКОЕ ПОЛЕ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Химия в России. Нужно сказать, что наука эта стала развиваться здесь довольно поздно. На то много причин. Одна из них – в России не было алхимиков. Да, тех самых алхимиков, пытавшихся получить золото из всего чего только можно. Половина из них была шарлатанами, другая половина - одержимыми искателями. Однако не верили алхимикам в России. И все их попытки распространить здесь свои идеи терпели поражения. А ведь, в общем-то, им мы обязаны очень многим. Алхимики изобрели первую химическую посуду, провели первые опыты… Они были предвестниками науки, которая начала развиваться только через два века.

Итак, с чего же начиналась химия в России? Можно было бы, конечно, начать со стандартной фразы: “Еще с древности наши предки умели… знали…добывали…превращали…” Однако знать, уметь, добывать, превращать- не значит изучать. Именно этим занимаются науки, в том числе и химия. Именно о химии как о науке эта статья, а поэтому я воздержусь от подобных предисловий.

Первая знаменательная дата в истории российской химии, да и науки вообще – это 1725 год. По указу Петра I создается Петербургская Академия Наук. При ней создавались также академический университет и гимназия. Как и все, что создавалось Петром I, академия создавалась на пустом месте. Имеется в виду, что не было практически никаких научных кадров. Поэтому на должность академиков приглашались иностранцы, большей частью немцы. Ничего хорошего иностранцы эти российской химии, увы, не дали. То ли к нам приглашали каких-то одних бездарей, то ли наш климат на них так плохо влияет, однако факт остается фактом – основной заботой иностранных академиков (я имею в виду химиков) было желание удержать хорошо оплачиваемое место и не дать пробиться возможным претендентам на этот пост. Позже, когда появились первые молодые российские ученые, возникла и сохранилась на очень многие годы борьба иностранцев и русских.

Это довольно сильно тормозило российскую науку.

Первым академиком-химиком был некто М.Бюргер. Он был приглашен на эту должность в марте 1726 года. Никаких трудов он после себя не оставил и пробыл на этом посту совсем не долго. В июле того же года он, направляясь домой, выпал из коляски и разбился на смерть. Долгое время кафедра химии пустовала, ее занимали по совместительству ученые других специальностей. В 1736 году ее ненадолго занял некий Миганд. Ничего не сделав за год своей деятельности, он в 1737 году уехал. Только в 1745 году кафедра химии перешла в надежные руки. Ее занял Михаил Васильевич Ломоносов.

О Ломоносове написано много. Им восторгаются, его боготворят и превозносят, и нужно сказать вполне заслуженно. Я не выражу ничего нового, если напишу, что он был великим, гениальным, Ученым с большой буквы.

Он родился 8 декабря 1711 года в селе Денисовка в крестьянской семье. Это был человек с очень сильной волей. Немного в истории примеров, когда человек сбегает из дома, чтобы учится. Ломоносов сбежал. И не откуда-нибудь, а из архангельской области в зимнюю стужу, без гроша в кармане, в далекую, загадочную Москву. На такой шаг не каждый отважится. Не каждый отважится поступить в 18 лет в школу, и слышать за спиной как малые дети тыкают в тебя пальцем: ” Смотри-де какой болван лет в двадцать пришел латине учиться”. Ломоносов терпел. В 1731 году он поступает в Славяно-греко-латинскую академию. Это было довольно престижное учебное заведение и поступить туда было не так-то просто. Ломоносов поступил. Тяга к знаниям, к обучению была у него велика. Он очень много читал. Читал в библиотеке, читал вечером, читал ночью при тусклом мерцании свечки.

В это же время Академия, озабоченная отсутствием специалистов горного дела, решает послать нескольких студентов на обучение заграницу. В их числе – Ломоносов. Итак, он едет в Германию. В Марбургский университет. К знаменитому тогда ученому Христиану Вольфу.

Германия в то время – крупнейший центр европейской науки. Помимо Вольфа здесь работают такие авторитетные ученые, как Г.Шталь, В.Генкель, Г.Бургаве. Крупнейшие университеты: Лейденский, Геттингенский, Марбургский, Йенский. И в этой колыбели многих открытий довелось учиться Михаилу Васильевичу. И Ломоносов учится: знакомится с трудами Галлилея, Бойля и Ньютона, слушает лекции Вольфа по теоретической и экспериментальной физике, логике, метафизике.

В 1741 году Ломоносов возвращается на родину уже зрелым, высококвалифицированным ученым.

Не стоит, однако, думать, что Ломоносов был химиком. Несомненно, вклад его в химию огромен, однако химия отнюдь не была его любимым увлечением. Как и многие гениальные люди того времени, он имел самые различные увлечения. Прежде всего его увлекала физика, кроме этого – география, геология, металлургия, минералогия, литература, изобразительное искусство. Везде он оставил свой след. И след довольно заметный.

С 1742 года Ломоносов адъюнкт Физического класса Петебургской Академии Наук. С первых же дней он столкнулся с противодействием укрепившихся здесь академиков-иностранцев. Не нужно, наверно, и говорить, как относился к ним новоиспеченный адъюнкт. Ломоносов имел довольно вспыльчивый характер. Поэтому постоянные столкновения с немцами часто оборачивались для него плачевно. Его сажали в карцер, лишали жалованья. Все это бесконечно раздражало ученого.

Какова же была в то время химия. В середине XVIII века она представляла собой гремучую смесь туманных теорий и еще не отживших полумистических алхимических представлений. Главенствующей и популярной была теория флогистона, выдвинутая Шталем. Изучая в свое время взаимодействие золы, получаемой как побочный продукт металлургии, с углем, немецкий ученый получал чистые металлы. Шталь предположил, что при взаимодействии, некая материя (он назвал ее флогистоном) переходит от угля к золе, превращая последнюю в металл.

Сейчас через два с лишним века эта теория выглядит более чем нелепо. Не стоит, однако, относится к ней критически. Что не говори, а это была, по сути, первая теория, отличная от алхимических воззрений. Любая теория способствует прогрессу науки. Кто-то пытается ее подтвердить, кто-то опровергнуть, и те и другие работают, добывают факты. В общем, дело движется. Теория флогистона тоже сыграла свою положительную роль. Честь ей за это и хвала.

Еще одним интересным воззрением того времени было понятие теплорода. По мнению ученых того времени, это бы некая невесомая материя, перетекающая, как жидкость, от одного тела к другому передавая последнему тепло. Таким образом, теплород является своего рода переносчиком тепла. Чем больше теплорода в веществе, тем оно более горячее. Некоторые ученые делали попытки доказать, что теплород и флогистон одно и то же. Однако безрезультатно.

Вот такая она была химия того времени. Из элементов были открыты только несколько металлов, сера и фосфор. Солями называли все твердые вещества имеющие какой-нибудь вкус. Вещества обозначали рисунками, больше похожими на древнеегипетские иероглифы, причем у каждого ученого эти значки были свои.

В такое время выпало работать Ломоносову. Первые годы роботы ученого на родине посвящены в основном физике. Еще обучаясь в Германии, у Михаила Васильевича складываются представления о том, что вещества состоят из небольших частиц корпускул, которые, в свою очередь, состоят из неделимых элементов. В 1741 году выступая в Петербургской АН, он дает определение понятиям элемента (атома), корпускулы (молекулы), простых и смешанных веществ. В общем-то, идея сама была не нова. Нечто подобное можно найти еще в трудах Галлилея, однако лишь Ломоносов первым придал этой теории четкую и точную научную формулировку. Это дало начало его корпускулярной теории.

Как и следовало ожидать, в Академии к докладу Ломоносова отнеслись скептически, над ним посмеивались, мол, вот какая фантазия у этого Ломоносова, однако это не смущало ученого. В это время у него появляются идеи по созданию молекулярно-кинетической теории. Интересно, что первые его воззрения были довольно ошибочны. Так, он считал, что корпускулы, двигаясь в веществе ударясь, трутся друг о друга, и это трение вызывает тепло. Сейчас, зная, что тепло характеризуется средней кинетической энергией молекул, мы с улыбкой взираем на эту гипотезу. Однако только поставьте себя на минуту на место Ломоносова и оцените всю революционность идеи. Нет никакого теплорода. Теплота, оказывается, - внутренняя характеристика тела, а не какая-то таинственная эфемерная жидкость, перетекающая то туда, то сюда. В 1744 году он сформулировал основы молекулярно-кинетической теории. Эту идею, как видимо и все революционные идеи, приняли не сразу. Ее критиковали, считали вздорной, однако Ломоносов привык к критике. Его теория была безупречна, четка и логична, и как бы не старались немцы-академики, ее не опровергли. Это было первое гениальное детище Ломоносова. Одно из самых больших научных достижений теоретической науки того времени. Нужно сказать, что в то время теоретическими аспектами химии, почти никто и не занимался. Ломоносов был, пожалуй, одним из очень не многих. Новатором в этой области. Блестящим новатором.

Он общается и сотрудничает со многими видными учеными того времени. Одним из его ближайших друзей был математик Леонард Эйлер, с которым он вел длительную переписку. Ломоносов сотрудничает с замечательным российским физиком Рихманом, изучая с ним грозовые разряды. Кроме того, он читает лекции в академическом университете, пишет оды, занимается рисованием и еще много-много чем.

1748 год. Еще одна замечательная дата в истории российской химии. Наконец-то создается первая российская химическая лаборатория. Событие, которому мы также обязаны Ломоносову. Он добивался ее постройки еще с 1742 года. Доказывал ее необходимость, писал одно за другим прошения и, наконец, добился. Лаборатория при Академии Наук была построена по его собственным чертежам. Она состояла из трех комнат. В первой размещался большой стол с восьмью печами, раздуваемыми мехами. Во второй располагался небольшой кабинет, где ученый делал записи в лабораторный журнал. В третьей комнате размещался склад с реактивами и оборудованием. Лаборатория была оснащена по последнему слову науки, в нее “угробили” кучу денег. И не зря. Именно здесь свершились многие великие открытия. Ученый переходил от теории к практике.

В 1750 году Ломоносов впервые наблюдает пассивацию металлов в концентрированной азотной кислоте. Он разрабатывает точные методы взвешивания, развивает применение объемных методов анализа. Здесь же в 1756 году он проводит ставшие классическими опыты по прокаливанию металлов в запаянных сосудах, опровергнув положения Бойля.

Дело в том, что в середине XVII века известный английский ученый Роберт Бойль проводил опыты по прокаливанию металлов в закрытых сосудах. После прокаливания он вскрывал сосуды и взвешивал остаток. Его масса оказывалась неизменно больше чем начальная масса металла. Исходя из этого, Бойль сделал ошибочный вывод, что металл присоединяет при прокаливании некую “огненную материю”. Эта идея просуществовала почти целый век. Не у кого и мысли не возникало ставить под сомнение правильность идей Бойля. Самого великого Бойля – отца химии и физики. У Ломоносова такая мысль возникла.

Он проводит те же опыты, но не вскрывая сосудов. Он взвешивает сосуд до и после прокаливания. Масса не изменяется. Однако если вскрыть сосуд и взвесить остаток, то масса окажется больше, чем масса металла, как и утверждал Бойль. А что это значит? А то, что нет никакой огненной материи (ведь масса сосуда не меняется), а металл при прокаливании соединяется с корпускулами, которые содержатся в воздухе, который был в запаянном сосуде.

Еще одна революционная идея. Никто раньше и предположить не мог, что воздух может вступать в реакции. Он считался инертным, неспособным к взаимодействию. Только в 1775 году Лавуазье установит сложный состав воздуха и откроет кислород. А пока Ломоносов только заявляет и доказывает, что корпускулы воздуха вступают в реакции.

Эти его опыты положили начало в рождении его второго великого детища - закона сохранения массы веществ, сформулированного им в 1760 году. О фундаментальности и важности этого закона даже излишне говорить. Они очевидны уже только из названия.

Как видим, Ломоносова интересовала не сколько сама химия, сколько ее физические аспекты. Он был зачинателем применения физических и математических методов в химии. Он изучал жидкие, газообразное и твердые состояния вещества, растворимость, влияние электрического тока на химические процессы, создал много приборов, среди которых вискозиметр, газовый барометр, точные термометры.

Ломоносов – основоположник новой науки физической химии. Определение ей он дал в 1752 году. В 1754 году выходит в свет его книга ”Курс физической химии”. Этот курс он читает и в академическом университете.

Кстати, Ломоносов был один из первых, кто в педагогической практике применил химические опыты и всячески привлекал студентов к лабораторной работе.

Это время – годы большой и плодотворной работы. Анализы различных руд. Исследование происхождения торфа и нефти, написания учебников, занятия художественной мозаикой, участие в экспедициях, изучение процессов получения серы из руд – вот далеко не полный перечень его трудов. Он основывает множество новых производств в России, в том числе один из первых стекольных заводов. По его ходатайству в 1755 году создается первый неакадемический университет в Москве. Правда, к дальнейшей судьбе этого вуза он не проявил внимания.

Последние его роботы посвящены, большей частью металлургии и горному делу.

Он ушел из жизни в возрасте 53 лет, 4 апреля 1765 года. Великий, Ученый с. Член Петербургской, Стокгольмской, Болоньской Академий Наук, Петербургской Академии художеств. Ученый, чьи труды стали рубежом в развитии науки, ограничивающим натурфилософию от экспериментального естествознания. Человек, чьим именем названо несколько городов и поселков, а также неисчислимое количество улиц.

Судьба Михаила Васильевича Ломоносова во многом схожа с судьбой другого гения XVIII века композитора Иогана Себастьяна Баха. Оба заложили начало новому развитию первый – естествознания, второй - музыки. Оба были, бесспорно, талантливы и как-то не укладывались в то время, когда им выдалось жить. И оба были, увы, надолго забыты после смерти. Баха нам открыл Мендельсон. Ломоносова – российский химик Б.Меншуткин. Только в начале XX века.

После Ломоносова сразу стало как-то неуютно. Как-то пусто. Как-то плохо. Академический университет, который так интенсивно развивался при Ломоносове, начал как-то дряхлеть, и, в конце концов, был закрыт. Опустела академическая лаборатория. Вскоре здание пришло в полную негодность и было разрушено в 1783 году. Начался примерно полувековой период застоя химии в России.

Вторая половина XVIII века – период бурного развития химии, пора великих открытий и становления химии как науки. Это время рождения гениальных ученых буквально во всех концах Европы. В Швеции Карл Шееле открывает плавиковую кислоту, выделяет хлор, исследует соединения мышьяка, Торнберн Бергман формулирует свою теорию химического сродства. В Шотландии Даниэль Резерфорд получает азот, Джозеф Блэк зарождает своими работами новую науку термохимию. Целый всплеск талантливых ученых во Франции. Антуан Лавуазье, Клод Луи Бертолле, Луи Бернар Гитон де Морво, Антуан Фуркруа, Луи Никола Воклен. Помимо своих великих работ они работают над созданием первой номенклатуры химических соединений. В Англии Джозеф Пристли изучает сернистый газ и хлороводород, Генри Кавендиш получает и исследует оксиды азота. В Италии Алессандро Вольта описывает болотный газ. В Германии Карл Венцель исследует взаимодействие металлов с кислотами. По всей Европе идет бурное развитие химии.

А в России? А в России ничего. Ну, точнее почти ничего. Что-то же должно быть.

У Ломоносова было много приемников. В основном они посвятили себя не сколько химии, сколько геологии, минералогии и металлургии. Среди них, например, Иоганн Готлиб Леман. Немец по происхождению, выпускник Лейпцигского университета. Был приглашен на должность профессора химии и заведующего лаборатории Академии Наук. Изучил много русских минералов. Трагически погиб в 1767 году в лаборатории от отравления мышьяка.

Другие ученые-приемники такие, как Лаксман, Георги, Соколов, Захаров также занимаются в основном минералогией и геологией.

Пожалуй, самым известным и авторитетным российским химиком того времени был Товий Егорович Ловиц. Родился он в Геттингене 25 апреля 1757 года. В 1768 вместе отцом, астрономом Г.М.Ловицем, прибыл в Россию. Некоторое время учится в Главной аптеке в Петербурге, потом в Геттенгенском университете. Потом снова возвратился в Главную аптеку, а с 1797 года находился на службе в Петербургской Академии Наук в качестве профессора химии. Опыты, правда, приходилось проводить дома – лаборатории при Академии уже не существовало.

Ловиц был химиком-флогистиком. Поразительно, как порой неправильные рассуждения приводят к великим открытиям. Ученый считал, что окраска многих загрязненных растворов вызвана наличием в них флогистона. Уголь же должен, видимо притягивать горючее начало. Руководствуясь этим положением, он смешал уголь с бурым раствором винной кислоты и наблюдал осветление раствора. Так была открыта адсорбционная способность угля, явление, которое в последствии дало целое направление в химии.

Ловиц сделал еще много замечательных открытий. Он впервые получил охлаждение до – 50 о, смешивая снег с хлоридом кальция и едким кали. Он открывает способ получения ледяной уксусной кислоты, интенсивно исследует кристаллизацию, открывают инициированную кристаллизацию, а также явления пересыщения и переохлаждения. В общем, он во многом продолжает исследования, начатые Ломоносовым. Его исследования имеют мировое значения.

Еще одним известным российским ученым того времени, не таким ярким как Ловиц, был Василий Михайлович Севергин. Его исследования, правда, касаются большей частью технологических разработок. Одним из его детищ был “Технологический журнал”, где печатались также и статьи химической тематики. В то время, надо сказать, печатных изданий было немного. Постоянными были только “известия” или “записки”, выходившие при академиях наук. Самые крупные открытия, ученые освещали в своих книгах. “Технологический журнал” был одним из первых независимых печатных изданий.

Севергин также припадает в крупнейшем вузе России, Петербургском горном институте. Это учебное заведение было создано в 1773 году по указу Екатерины II. Его основание было вызвано, прежде всего, интенсивным развитием металлургии и горного дела в России. Здесь помимо Севергина работают и другие известные академики.

Среди них нельзя не упомянуть Аполосса Аполоссовича Мусин-Пушкина. Этот ученый в основном занимался химией и технологией платины и хрома. Самое замечательное его открытие – получение первой амальгамы. Восстанавливая хлороплатинат аммония ртутью, он заметил, что получаемая платина остается в ртути. Таким образом, была получена первая амальгама. Позже Мусин-Пушкин на основании этого открытия разработал новый метод получения чистой платины, прокаливанием ее амальгамы.

В другом вузе Московском университете химия стояла практически на нуле. Нужно сказать, что со дня основания и до середины XIX века Московский университет не выпусти ни одного мало-мальски известного химика. До 1770 года профессором химии там был выписанный из Лейпцига И. Карстен. Это был человек редкой бездарности, если можно употребить такой оборот. Никаких трудов он после себя не оставил, и вскоре вернулся на родину. С 1770 года в университете работают русские профессора-химики Вениаминов, Зыбелин, Политковский. При них несколько выше стал уровень образования, однако каких-либо научных изысканий на то время в Москве проведено не было.

В общем, довольно плачевное зрелище, представляла в конце XVIII века российская химическая наука. Не было лабораторий, не было университетов, практически не было кадров. Близко уже то время, когда в начале XIX века начнут открываться по всей России университеты Казанский, Киевский, Петербургский, Дерптский. Близко уже время великой российской школы химиков, время Зинина и Бутлерова, время Якоби, Фрицше и Гесса. Все это впереди…

А пока те немногие ученые пытаются популяризовать химию, привлечь к ней людей, посеять семена в надежде на всходы. Шерер издает первый учебник химии… Севергин издает свои труды о металлах… Мусин-Пушкин продолжает изучать химию хрома… XVIII век подходит к концу. Подходит к концу и застой в российской химии.

Сhemfriend

Персоналии:

Ломоносов Михаил Васильевич

Ловиц Товий Егорович (Иоганн Тобиас)

Леман Иоганн Готлиб

Мусин-Пушкин Аполлос Аполлосович

Севергин Василий Михайлович

См. также Краткая хронология развития химии

История развития науки похожа на увлекательный роман. Нынешняя наука и скучней, и обыденней. Почему же? Полагаю, скучной науку делает узкая специализация. Ученые, казалось бы, смежных сфер не понимают друг друга – не с кем порой обсудить свои открытия и сомнения. Не так было в минувшие века. История, техника и наука – в минувшие века нередко всем этим одновременно занимался один и тот же человек. Один из таких уникальных ученых, появившихся на свет в нашей стране – Михаил Васильевич Ломоносов.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС

В XIII – первой половине XIV века в Парижском университете на базе латинского языка было разработано грамматическое учение модистов, тесно связанное с философией и схоластическим методом. «Логики, философы и теологи позднего Средневековья уделяют большое внимание языковой проблематике, рассуждения на темы языка встречаются в их сочинениях очень часто. Можно сказать без преувеличения, что “словесные науки” занимали в интеллектуальной жизни европейского общества эпохи Средневековья центральное положение» (Десницкая, 1991, с. 13). По сути, грамматика модистов представляла собой первую научную концепцию теории языка, которую, помимо Парижского университета, разрабатывали ученые Эрфуртского и Болонского, а позднее и Пражского университетов (Боэций Дакийский, Мартин Дакийский, Иоанн Дакийский, Томас Эрфуртский и др.). «Почти все видные модисты конца XIII в. были магистрами искусств и преподавателями факультета искусств Парижского университета. Таким образом, модистическое направление формировалось в крупнейшем для Западной Европы центре изучения философии в период наивысшего подъема средневековой науки» (Десницкая, 1991, с. 14). Одним из наиболее влиятельных представителей данной школы был датчанин Мартин Дакийский. Его главный трактат «De modis significandi», написанный приблизительно в 70—80-е годы XIII века, представляет язык как систему «модусов», или способов выражения значения (модусы существования, представлявшие природу вещей; модусы понимания и модусы обозначения). М.Л. Гаспаров (1986) отмечает тот поразительный факт, что грамматика модистов во многом сходна с абстрактными теоретическими построениями современной лингвистики.

Латынь чаще всего изучали по античным руководствам Элия Доната (учебник «Искусство грамматики» («Ars grammatica»), включавший две части: «Малую грамматику» – Ars minor и «Большую грамматику» – Ars maior, середина IV в.) и Присциана Цезарейского (V – начало VI в.), труд которого «Устройство грамматики» (Institutiones Grammaticae) состоял из 18 книг (разделов). Оба автора пользовались у средневековых ученых непререкаемым авторитетом, особенно в процессе толкования латинского перевода Библии (Вульгата). Доната считал своим учителем Блаженный Иероним. Современные ученые-латинисты полагают, что «многочисленные грамматики латинского языка, известные в рукописях IX–XV вв., представляли собой пересказы и пространные комментарии грамматик Доната и Присциана» (Гордина, 2006, с. 25).

Считается, что одной из первых латинских грамматик, в основе которой лежал принцип научности, стала работа «De causis linguae Latinae», или «О причинах латинского языка» (1540), написанная франко-итальянским ученым, философом-рационалистом, гуманистом и филологом Юлием Цезарем Скалигером (1484–1540), который получил образование в Болонском университете. В 1524 году вышла также латинская грамматика «De emendata structura latini sermonis» («О правильном строении латинской речи») английского ученого и гуманиста Томаса Линакра (1460–1524), в честь которого назван один из колледжей в Оксфорде, где преподавал Линакр. Несколько позже, на основе трудов Скалигера и Линакра, вышел труд испанского ученого Франсиско Санчеса (1550–1610) под названием «Минерва, или О первоосновах латинского языка» (1587). Основной единицей языка Санчес считал не слово, а предложение (логическое суждение). Как полагают современные исследователи, именно этот труд по грамматике и философии языка лег позднее в основу создания знаменитой грамматики Пор-Рояль (Левицкий, 2009, с. 99). Вклад в лингвистическую науку в этот период внес французский ученый Пьер де ла Рамэ или Петр Рамус (1515–1572), написавший грамматики латинского, французского и греческого языков. Рамус преподавал в Парижском университете, а позднее в Гейдельберге, так как в Париже в 1544 году ученый был отстранен от должности за попытки вести борьбу со схоластическим методом и критику учения Аристотеля.

В целом, латинисты XV–XVI веков заложили основы современной филологии, а именно «разработали методы филологической критики текста и открыли историческую изменчивость латыни на основании изучения письменных латинских памятников разных временных срезов, осознав тем самым латынь как живой развивающийся язык (представление, совершенно чуждое для средневековой мысли… Завершили этот процесс лингвисты XVI века, определив латынь как мертвый язык. Это понятие положило начало не только классической филологии, но и “неофилологии” – изучению живых (или новых) европейских языков» (Степанова, URL).

Помимо латыни внимание средневековых грамматиков, особенно в Италии и Каталонии, уже в XIII веке привлекали языки поэзии – древнеирландский и окситанский (старопровансальский), последний служил средством поэтического выражения в поэзии трубадуров. Однако живым разговорным языкам теоретического внимания практически не уделялось. «Изучение этих языков (в частности, французского, немецкого, славянских) делает в эпоху Средневековья первые шаги. Импульсом к изучению народных языков всегда служит необходимость решения тех или иных практических задач. В изучение этих языков ученые того времени не вносят и малой доли того теоретического осмысления, которое проявляется при исследовании латинского или церковнославянского языков» (Десницкая, 1991, с. 4). Более того, «отождествление понятий латинской грамматики и грамматики вообще привело к тому, что даже в тех случаях, когда начинали изучаться другие языки, на них механически переносились особенности латинской грамматики, а подобного рода “латиноцентризм” неизбежно приводил к игнорированию конкретной специфики разных языков, зачастую весьма не схожих с латинским» (Нелюбин, Хухуни, 2011, с. 38). Тем не менее уже в XV веке в ряде университетов происходит поворот к национальной языковой традиции. Среди выдающихся ораторов этого времени следует назвать Яна Гуса (1369–1415), ректора Пражского университета, выступившего против монополии латыни и ставшего основоположником чешского литературного языка.

Наибольший интерес после латыни в то время представлял литературный французский язык, что было вызвано потребностями практической риторики. В Англии он стал языком двора и канцелярского делопроизводства, поэтому издавалось множество учебников французского языка. Что касается немецкого языка, в те годы он еще не привлекал внимания университетской науки. «Большое значение для развития европейской традиции и преобразования ее в науку о языке имели первые грамматики западных языков: грамматики испанского и итальянского языков появились с XV в., французского, английского, немецкого – XVI в. Поначалу некоторые из них писались на латыни, но постепенно они стали писаться на том языке, для которого создавались. Эти грамматики имели учебную направленность» (Драчева, 2008, с. 15). Методики обучения новым языкам были во многом механистичными: «поскольку обучение новым языкам строилось по принципу классических, оно ориентировалось на поиск механических соответствий с латынью, основное внимание уделялось анализу слова. Учебные пособия представляли собой списки слов, сгруппированных по темам, и хрестоматии для чтения» (Яновский, 2011, с. 270).

Лишь постепенно в поле зрения средневекового университета попадают такие языки, как арабский, греческий, еврейский. Во многом внимание к этим языкам было вызвано необходимостью перевода на них Библии в период Реформации в связи с ширящейся христианизацией. «Переводы священных текстов на национальные языки вызывают появление филологии различных народов Европы, поскольку при этом возникал вопрос об основах новых литературных языков, особенностях их грамматического строя и лексического состава, о соотношении диалектных и литературных форм» (Драчева, 2008, с. 14). В целом же научное описание лексики и грамматики живых европейских языков начнет систематически осуществляться в более позднюю эпоху.

Глава II

Европейский университет в Новое время

§ 1. Становление новоевропейского университета

XVI век считается рубежом между периодами Позднего Средневековья и Новой историей. С началом Нового времени Европа вступила в эпоху активных преобразований, связанных с переходом от феодализма к капитализму, которые коснулись всех социальных сфер – экономики, политики, культуры. Великие географические открытия, кругосветные путешествия, расширение системы межнациональной коммуникации и международной торговли, бурное развитие мануфактур, изобретение книгопечатания, реформация и секуляризация в церковной жизни, переход к абсолютизму в государственном управлении – основные вехи данного исторического периода. Преобразования не могли не затронуть и университетской системы, в которой «наряду с явлениями кризиса и консервации, происходили процессы трансформации и накапливания прогрессивных изменений, позволяющие говорить о ее эволюции» (Литошенко, 2004, с. 5). В этот период в Европе образуются «университетские квазиимперии» (немецкая, английская, итальянская, испанская, французская), или «национальные квазисистемы» университетского образования (там же). К XVII веку университет становится национальным – со всеми вытекающими отсюда последствиями: