О работе археологов и этнографов: Археология, этнография и антропология Евразии

Археология и этнография Марийского края

В 1975 году в институте было принято решение об издании серии тематических сборников под общим названием «Археология и этнография Марийского края» (АЭМК). Серия призвана способствовать введению в научный оборот вновь выявленных материалов археологических и этнографических экспедиций, широкому обсуждению и обобщению результатов научных исследований. За 1976-2007 годы издано 30 выпусков.

Публикуемые в них статьи опирались главным образом на первичные (полевые) материалы, отражающие историю заселения, хозяйственного освоения края, своеобразие древней истории и этнокультурного развития марийского народа.

Первый выпуск АЭМК (редакторы Г.А. Архипов и Г.А.Сепеев) был посвящен изучению древних и современных этнокультурных процессов в Марийском крае. Во втором выпуске рассмотрены вопросы истории и культуры волосовских и ананьинских племен среднего Поволжья, в третьем опубликованы материалы симпозиума «Лесная полоса Восточной Европы в начале эпохи раннего металла (волосовско-турбинское время)», проведенного МарНИИ совместно с Институтом языка, литературы и истории им.

Г. Ибрагимова Казанского филиала АН СССР.

В следующей совместной работе археологов, этнографов и историков (АЭМК, вып. 4) освещалась история развития хозяйственной деятельности и состояние ее традиционных отраслей на территории края со времен становления производящих видов хозяйства до ХХ века.

В пятом выпуске серийного издания, посвященного материальной и духовной культуре марийцев, были подведены первые итоги археологических, этнографических и антропологических исследований в Марийском научно-исследовательском институте, рассмотрены особенности традиционной материальной культуры горных и луговых мари, бытовые функции марийской сельской общины, положение марийской женщины в семье, а также некоторые тенденции изменения религиозных верований и культовой практики мари.

Отдельный сборник (вып. 6) был посвящен характеристике поселений и жилищ Марийского края. В нем получили освещение тенденции развития городищ, селищ и жилищ древних насельников края, история расселения горных мари, особенности типологии и планировки марийских поселений.

Довольно содержательным получился сборник об актуальных проблемах историографии и источниковедения археологии и этнографии Марийского края (вып. 7). Авторы попытались обобщить результаты археологических исследований отдельных периодов древней истории края, охарактеризовать археологические и этнографические источники, деятельность отечественных и зарубежных ученых по изучению материальной культуры, хозяйственных занятий, общественной и семейной жизни, религиозных традиций марийцев.

В 80-ые годы ХХ века марийские этнографы большое значение придавали изучению вопросов формирования и развития этнокультурных традиций марийского народа во взаимосвязи с культурой соседних народов. Стало обращаться внимание на выявление общих традиций в культуре волжских финно-угров, этнокультурные взаимоотношения марийского и русского населения Среднего Поволжья, межэтнические связи населения Марийского края (АЭМК, вып. 10, 11, 20). В 1988 году усилиями археологов и языковедов был подготовлен сборник, посвященный вопросам этногенеза и этнической истории марийцев (АЭМК, вып.

14).

В 1984-1985 годах этнографы института участвовали в массовом статистико-этнографическом обследовании населения Марийской АССР, проведенным совместно с сотрудниками сектора народов Прибалтики, Поволжья и Европейского севера СССР Института этнографии АН СССР. Главным объектом изучения стала марийская социалистическая нация: ее современное состояние.

Результаты статистических обследований нашли отражение в докладах и выступлениях, прочитанных на Всесоюзной научной сессии по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1984-1985 годов, состоявшейся в г. Йошкар-Оле в октябре 1986 года и научно-практической конференции по итогам статистико-этнографического обследования населения Марийской АССР, состоявшейся в г. Москве в мае 1988 года. Эти доклады и выступления были опубликованы в двух сборниках АЭМК (вып. 16, 18).

В 1980-е годы марийские этнографы провели 36 самостоятельных выездов в этнографические экспедиции и участвовали в составе 10 экспедиций, проводимых другими научными учреждениями. Были изучены все этнографические группы мари, этнографы побывали во всех районах республики. В эти же годы состоялись этнографические экспедиции сотрудников Института этнографии и антропологии АН СССР, Государственного музея этнографии народов СССР, Республиканского научно-краеведческого музея Марийской АССР, Казанского государственного университета, а также финских ученых Национального музея Финляндии. Результаты этих экспедиций нашли отражение в специальном сборнике «Полевые материалы Марийской этнографической экспедиции 80-х годов» (АЭМК, вып. 22).

За последние 10 лет этнографы института выпустили три сборника из серии АЭМК, посвященные этнической культуре, вопросам этносоциальной истории марийского народа, проблемам его этнографии, истории и культуры. Каждый из сборников был посвящен творческой деятельности известных ученых-этнографов Г.А.Сепеева, К.И.Козловой, Т.А.Крюковой.

Большое значение в сборниках придавалось изучению социальной истории марийского народа: формированию древнемарийской государственности, доклассовой социальной структуре марийцев XV – XVI веков, раскрытию особенностей проявления этнического самосознания и национального идентитета финно-угров и марийцев (АЭМК, вып.

28, 29). Участие в обсуждении этих вопросов историков, литературоведов, фольклористов, социологов дало возможность увидеть широкий спектр вопросов, требующий целенаправленных научных исследований.

30 выпуск – «Проблемы первобытной и средневековой археологии Волго-Камья» издан в 2007 году и посвящен 50-летию Марийской археологическокй экспедиции.

Последний на сегодняшний день 31 выпуск – «Вопросы археологии эпохи камня и бронзы в Среднем Поволжье и Волго-Камье» издан в 2015 году и посвящен 75-летнему юбилею известного российского археолога Валерия Валентиновича Никитина.

В ВГСПУ прошла XX Областная конференция юных археологов, историков и этнографов

Ежегодно в детской апрельской конференции участвуют учащиеся различных образовательных учреждений и объединений, которые приезжают не только из г. Волгограда, но и из области. В этом году приехали коллективы из Чернышковского, Дубовского и Калачевского районов.

Многие участники уже не один раз побывали в археологических экспедициях.

Поддержать молодых исследователей пришло студенческое крыло Молодежного археологического клуба «Легенда», которые обучаются в различных высших учебных заведениях (ВГСПУ, ВолгГТУ, ВолГУ и пр.).
Организаторами конференции выступили: Молодежный археологический клуб «Легенда», который существует с 1963 г. под руководством Владислава Ивановича Мамонтов, кандидата исторических наук, профессора кафедры отечественной истории и историко-краеведческого образования ВГСПУ; Научно-производственная лаборатория реставрации и археологии ВГСПУ; факультет исторического и правового образования; ГБУО ДО «Волгоградская станция детского и юношеского туризма и экскурсий»; Интерактивный музей «Россия – Моя История».
С приветственными словами и пожеланием продуктивной работы выступили Зайцев Владимир Васильевич, проректор по научной работе ВГСПУ, Мамонтов Владислав Иванович, руководительМолодежного археологического клуба «Легенда», Гаврилюк Иван Львович, заместитель декана факультета исторического и правового образования ВГСПУ по учебной работе, а также Таранцов Михаил Александрович, депутат Областной Думы, доктор исторических наук, проф. ВГСПУ.
Молодые исследователи представили собственные научные изыскания, которые касались различных этапов истории нашего региона. Например, об орудиях ближнего боя и нестандартных погребальных обрядах сарматских племен, об истории учебных заведений Ляпичевского сельского поселения, традиционных занятиях и ремеслах казаков II Донского округа, жизни дубовчан в 1909 г., истории пос. Спартановки и т.д. Также были представлены итоги летних экспедиций МАК «Легенда» 2018 г. в с. Писаревка Иловлинского района Волгоградской области, где молодежный отряд раскапывал древние курганы.
Все участники конференции были награждены благодарственными грамотами и наборами книг по истории Волгоградской области. Также были отмечены шесть докладчиков, которые победили в отдельных номинациях. Помимо общих подарков им были вручены пригласительные билеты в Интерактивный музей «Россия – Моя История». Благодарственными грамотами были отмечены и научные руководители докладчиков.

Ссылки по теме

Подразделения: 

Музей археологии и этнографии | Омский государственный педагогический университет

Предыстория Музея археологии и этнографии ОмГПУ связана с именами крупных советских археологов исследователей Западной Сибири и Алтая – Вячеслава Александровича Могильникова и Владимира Ивановича Матющенко. В экспедициях под их руководством был собран материал для первых коллекций, который поначалу размещался в кабинете археологии исторического факультета ОмГПУ.

Эти учёные руководили археологическими практиками студентов истфака в 1960-х гг., в тот период, когда собственных специалистов в вузе ещё не было. Чуть позже руководителем практики и соответственно автором поступающих в кабинет археологии коллекций становится Ирина Петровна Захарова. По сути, тогда начался первый этап в жизни будущего музея. Исследователи во главе с И.П. Захаровой начали формировать базу коллекций будущего музея. Наиболее значимые памятники, раскопанные тогда – Ростовкинский могильник и городище Мурлинка.

В 70-х годах передавать коллекции в кабинет археологии начал Б.А. Коников, один из ведущих исследователей развитого средневековья Западной Сибири, выпускник и преподаватель ОмГПУ (тогда ОмГПИ им. М.А. Горького). Основными источниками поступления коллекций были экспедиции, проводившиеся в рамках археологических практик студентов факультета. Именно тогда начала формироваться направленность будущего музея на собирание коллекций по эпохе раннего железного века и средневековья. Обусловлено это было научными интересами исследователей и проблемами, стоявшими перед западносибирской археологией.

В 80-х годах археологи ОмГПУ развернули широкие полевые исследования, что напрямую сказалось на объеме материала, поступавшего в будущий археолого-этнографический музей. В это десятилетие в Омской области начала работать программа по паспортизации памятников истории и культуры. Активное участие в ней приняли археологи ОмГПУ. Особо стоит отметить оформление архива музея – он был систематизирован и регулярно пополнялся материалами паспортизации. В 80-х гг. активные исследования начинает Е.М. Данченко, продолжает работы Б.А. Коников. В этот период в хранилища поступают коллекции с памятников эпох средневековья и раннего железного века из северной части Среднего Прииртышья (городище Большой лог, Омская стоянка, Саргатские курганы, памятники Утьма и Новоникольское-III).

В 1992 г. начался новый этап в развитии музея – было выделено помещение под музей и разработан макет оформления экспозиции, отделочные и строительные материалы для которой были куплены на средства исторического факультета. В 1993 г. собраны витрины экспозиции, в следующем году оформлена экспозиция. В 1990–2000 гг. в музей стали поступать коллекции с раскопок Красноярского археологического комплекса (КрАК) – уникального памятника археологии.

На сегодняшний день экспонаты с раскопок КрАК составляют значительную часть фондов музея. В 2008 г., по требованию федерального агентства Росохранкультура, музей был выведен из состава исторического факультета в самостоятельную структуру ОмГПУ.

Достижения

Музей с самого начала представлял из себя кабинет археологии, который создали в учебных целях. Он был местом концентрации археологических коллекций, пособий для ведения курса археологии и этнографии, хранилища для предметов, полученных в ходе практик исторического факультета. Позже, после оформления кабинета в музей, это собрание стало выполнять роль базы для научной работы археологов ОмГПУ.

Коллектив музея принимает участие в реализации грантовых проектов, организации международных экспедиций, выполнении охранно-спасательных работ на памятниках археологии.

Музей археологии и этнографии ОмГПУ хранит в своих фондах уникальные археологические коллекции, собранные в ходе археологических раскопок и разведок начиная с 1960-х гг. Многие экспонаты привезены с археологических памятников крупнейших археологических культур Обь-Иртышья – саргатской (курганы у с. Саргатка, Богдановское городище и др.), богочановской (Богочановское городище, Михайловское городище и др.), сперановской (городища Сперановское и Большой Лог), потчевашской (Мурлинское городище), карымской (Красноярское городище, Усть-Тарские курганы), усть-ишимской (комплексы памятников у д. Кип и с. Кипо-Куллары, Усть-Ишимские курганы), бакальской (Красноярское городище) и др.

К коллекциям музея для написания научных работ обращаются не только сотрудники ОмГПУ, но и специалисты других научных и учебных заведений г. Омска (ОмГУ, Омский филиал Института археологии и этнографии СО РАН, Сибирский филиал Российского института культурологии, «Национальный археологический и природный парк “Батаково”», Омский областной Союз профессиональных археологов и т.д.), а также археологи из крупных научных центров России (Новосибирск, Екатеринбург, Томск, Тюмень, Кемерово, Иркутск, Новокузнецк, Барнаул, Москва, Тобольск, Сургут, Нефтеюганск) и других стран (Германия, Франция, США, Норвегия).

В составе коллекций и постоянной экспозиции музея имеются редкие артефакты: роговой панцирь (единственный целиком сохранившийся экземпляр, вторая половина I тысячелетия до н.э.), кожаные ремни конской упряжи, бронзовое литьё (антропо- и зооморфное, эпоха раннего железа и средневековья), стеклянные бусы, глиняная и бронзовая посуда и др. Многие из этих предметов стали объектом специальных научных исследований, которым посвящены целые статьи и разделы монографий, учебных пособий и т.д.

Наиболее значимой из хранящихся коллекций является коллекция с раскопок Красноярского археологического комплекса (КрАК). Она отражает практически все этапы заселения Среднего Прииртышья с эпохи камня и до позднего средневековья. Кроме того, Красноярское городище, входящее в состав КрАК, – единственное целиком исследованное в указанном регионе. Возникнув в раннем железном веке, в средние века оно становится столицей одного из ранних государственных образований будущих сибирских татар. В состав коллекции входят уникальные предметы – бронзовое литьё, стеклянные бусы, сотни наконечников стрел, ножей и т.п. Важно, что коллекция является в некотором роде системой, помогающей понять культурогенетические процессы, проходившие в Среднем Прииртышье.

С 2012 года по сегодняшний день специалистами музея при поддержке радиозавода им. Попова ежегодно проводятся археологические работы на комплексе археологических памятников «Омская стоянка» – одном из самых известных археологических объектов Западной Сибири и города Омска. На сегодняшний день в фондах музея хранится более 15 000 единиц находок, полученных в ходе работ на данном объекте.

Летом 2017 года сотрудники музея проводили спасательные раскопки могильника эпохи переходного от бронзы к раннему железу времени, расположенного в черте города Омска на ул. Музейная, 4. В ходе данных раскопок было обнаружено погребение с большим количеством уникальных бронзовых предметов, включающих бронзовое зеркало, кинжал, нож, детали конской упряжи, наконечники стрел и многое другое. Данная находка произвела широкий общественный резонанс и вызвала интерес у специалистов по всей России.

Музей археологии и этнографии ОмГПУ за последнее десятилетие стал научным центром, сотрудники и привлечённые специалисты которого выступают организаторами крупных научных проектов – международных археологических экспедиций, грантов Российского гуманитарного научного фонда. Хранящиеся здесь археологические коллекции становятся источниками для написания дипломов, бакалаврских и магистерских выпускных работ, кандидатских и докторских диссертаций. Материалы музея легли в основу написания десятков научных статей и ряда монографий.

Положение о музее археологии и этнографии (PDF, 1.4 Мб)

Институт археологии и этнографии СО РАН напечатал юбилейные дизайнерские календари на бумаге Xerox Colotech+ – Новости и пресс-релизы | Xerox Россия

Новосибирск, 28 июля 2020 г. — Институт археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук напечатал к своему 30-летию подарочные календари с премиальным дизайном. Высокого качества продукции удалось добиться в результате применения бумаги Xerox Colotech+ и полноцветной ЦПМ Xerox Versant 80 Press.

Бумага Xerox Colotech+ плотностью 280 г/м2 обеспечила качественный перенос тонера на календари и точную передачу цветов. Высокая белизна материала хорошо подошла для печати контрастных и детализированных цветных изображений и других элементов дизайна. В результате институт смог своими силами выпустить продукцию, соответствующую всем профессиональным требованиям.

«Нам было важно получить к 30-летнему юбилею качественные календари в максимально сжатые сроки. Если вычесть время подготовки макета и финишной обработки, на печать оставалось всего один–два дня, — комментирует Марина Сапронова, начальник издательско-полиграфического центра Института археологии и этнографии СО РАН. — Нам нужна была гарантия, что результат будет отличным и ничего не придётся переделывать. Поэтому мы решили напечатать календари на ЦПМ Xerox Versant 80 Press, используя качественную проверенную бумагу Xerox Colotech+. Этот тандем отлично справился с нашими задачами».

Институт выпустил подарочные календари тиражом 150 экземпляров и использовал в их оформлении рисунки с самыми интересными из своих археологических находок. Организация планирует распространять календари как памятные подарки, в том числе среди представителей научных и государственных учреждений.

Проект был реализован в сотрудничестве с компанией «Высокие технологии печати» — партнёром Xerox.

«Сначала институт рассматривал возможность напечатать календари на обычной мелованной бумаге или дизайнерском картоне. Но это могло привести к непредсказуемым результатам, поэтому было решено выбрать более надёжный вариант, Xerox Colotech+, — комментирует Владимир Зиновьев, генеральный директор компании “Высокие технологии печати”. — Эта бумага полностью оправдала ожидания института: с ней он смог максимально быстро изготовить календари премиального класса».

Институт археологии и этнографии СО РАН много лет использует ЦПМ Xerox: от Xerox Colour 550 и Xerox D95 до Xerox Versant 80 Press. Ранее институт выпускал с их помощью научные журналы и книги, а дизайнерскую продукцию заказывал в сторонней типографии. Получив опыт успешного применения Xerox Colotech+, организация начала самостоятельно печатать на этой бумаге календари, открытки и другую подарочную продукцию.

Направления исследований

Исследования музея-заповедника в области военной истории

 

Изучение наследия Куликовской битвы

Главным направлением научных работ в музее-заповеднике является исследование Поля легендарного сражения в историческом, археологическом, естественнонаучном и культурном аспектах. В связи с этим специалистами проводятся комплексные научно-поисковые работы по изучению территории, находок и вооружения участников Куликовской битвы.

Ежегодно весной и осенью на Куликовом поле организуются экспедиции, занимающихся поиском реликвий сражения 1380 года. В экспедиции принимают участие сотрудники Государственного музея-заповедника «Куликово поле». Специалистами была разработана и успешно применяется уникальная методика поиска реликвий сражения. Территория поиска делится на участки, на которых с помощью чувствительных металлодетекторов проводится сканирование грунта. Находки, обнаруженные в зоне поиска, фиксируются с помощью приборов спутниковой навигации.

За время существования музея-заповедника на Куликовом поле было обнаружено около 50 находок, относящихся непосредственно к сражению: пластины панцирных доспехов, два наконечника копья, семь наконечников стрел, фрагменты кольчуг, переносье шлема, фрагменты боевых топоров, вток копья, наконечник метательного копья-сулицы, ременные пряжки, кресала, предметы конской упряжи и другие. Обнаружение предметов вооружения и снаряжения воинов на поле Куликовской битвы дало возможность существенно детализировать и локализовать основной эпицентр боевого столкновения 8 сентября 1380 года. Все реликвии после обнаружения, детального изучения и описания занимают почетное место в экспозиции Музея Куликовской битвы на Куликовом поле.Во многом неизученной остается судьба реликвий Куликовской битвы, найденных на поле боя в XVIII – XX веках и оказавшихся в дворянских коллекциях. Изучение фондов российских музеев и архивных документов позволит существенно расширить представления об истории сражения.

Поиск братских захоронений русских воинов на поле битвы

Важным этапом в изучении поля сражения является поиск захоронений русских воинов, павших в сражении. На сегодняшний день не существует никаких источников, которые могли бы пролить свет на эту проблему, и не существует специально разработанных методик по поиску подобного рода объектов.В арсенале ученых – все доступные методы исследований: площадная геофизическая разведка, электроразведка, дешифрирование аэрофотосъемки, выполненной в разных диапазонах отражающего излучения.  

Научно-исследовательские работы по реконструкции вооружения воинов Куликовской битвы

Научная реконструкция предметов вооружения и снаряжения воинов, участвовавших в Куликовской битве, позволяет гостям музея-заповедника детально представить реалии сражения 1380 года.

В военной истории России есть три великих ратных поля, на которых произошли три важнейшие битвы. В этих сражениях были одержаны решающие победы, оказавшие влияние на судьбу России. Это Куликово поле, Бородинское поле и Прохоровское поле. Поэтому собрание военно-исторического фонда и предметы, представленные в экспозициях Государственного музея-заповедника «Куликово поле», в основном соответствуют данным темам. Конечно, наибольшее внимание уделяется собранию предметов, связанных с Куликовской битвой.

Вопрос о применении научных реконструкций в музейном деле в России возник не так давно. Серьезные исследовательские работы по данному вопросу стали появляться в нашей стране лишь в 80-е годы XX века, после опубликования работ Ю. С. Худякова и М. В. Горелика. В отличие от Европы, где еще с конца XIX века осознали важность качественных популярно-художественных реконструкций, в России этим стали заниматься только в последние десятилетия. Важность реконструкций не только с исторической, но и с эстетической точки зрения на основе художественно-реконструктивного подхода является одним из важнейших направлений современной музейной практики.Художественно-реконструктивный подход заключается в органичном соединении археологического и иконографического материала с территории изучаемого объекта с качественной художественной обработкой данного материала. При создании исторической реконструкции допускается применение историко-логического подхода. Также необходимо отметить ценность письменных источников при художественной реконструкции.

Первые комплексы вооружения и защитных доспехов русских и ордынских воинов были выполнены талантливым археологом-реконструктором М. В. Гореликом. Его достойными продолжателями в деле изготовления предметов вооружения и защитных доспехов Руси и Орды XIV века стали О. Н. Заидов, Э. В. Похмельнов, О. В. Лукьянов, В. Н. Терехов, А. Н. Чепиляскин и другие мастера, изготовившие более 200 реконструкций предметов вооружения: мечей, сабель, боевых топоров, копий, саадаков, предметов защитного вооружения, кольчуг, доспехов, шлемов, щитов.

Для экспозиции музеев Куликова поля было изготовлено более 20 полных реконструкций: доспехи тяжеловооруженных русских воинов, тяжелые доспехи монгольского воина, доспехи легковооруженных воинов, а также реконструкция княжеского костюма.

Интересна реконструкция защитного доспеха монгольской лошади, изготовленная Э. В. Похмельновым. Доспех изготавливался около 11 месяцев, было использовано 912 металлических пластин, сотни метров кожаных ремешков для их крепления. После сборки вес доспеха без седла составил 47,5 кг. Этот экспонат неоднократно завоевывал призовые места на различных выставках в России и Белоруссии.Исследования военно-исторического наследия Куликова поля

Куликово поле, славное Мамаевым побоищем, в последующие века стало ареной ожесточенных схваток с крымскими татарами и ногайцами, поляками в Смутное время. Земля Куликова поля дала стране многих видных офицеров Российской армии. Жители Куликова поля в составе тульского ополчения приняли участие в Отечественной войне 1812 года и дошли до Данцига. Куликовский полк сражался на фронтах. Русско-японской войны (1904 – 1905 гг.) и Первой мировой войны. В суровое время 1941 года земля Куликова поля стала местом боев с танками Гудериана. Все это дает богатейший материал для изучения боевой славы Куликова поля в истории России XVI – XX веков, военно-патриотической работы с подрастающим поколением.

 

Ученые из 10 стран принимают участие в XX симпозиуме «Интеграция археологических и этнографических исследований»

Ученые из 10 стран и 52 научных центров приехали в Иркутск на XX Международный научный симпозиум «Интеграция археологических и этнографических исследований», организаторами которого выступают НИ ИрГТУ и Омский филиал Института археологии и этнографии СО РАН. Симпозиум проводится при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Мероприятие проходит на турбазе «Прибайкальская» в п. Листвянка.

На открытии форума 28 мая ученых приветствовал заместитель министра культуры и архивов Иркутской области Сергей Ступин, который имеет самое непосредственное отношение к тематике конференции. Он в течение нескольких лет занимался изучением эвенков Прибайкалья. «На территории Приангарья располагается много археологических памятников. Все участники симпозиума занимаются великой миссией – восстанавливают связь времен», – сказал С. Ступин.

Директор Омского филиала Института археологии и этнографии СО РАН профессор Николай Томилов, который стоял у истоков симпозиума, подчеркивает необходимость объединения усилий этнографов и археологов в комплексном изучении народов и территорий.

«В исторической науке в 60-70 годах минувшего века стали обнаруживаться бреши в изучении более ранних периодов, в том числе, Сибири, начиная с каменного века и заканчивая Средневековьем. Исторические источники использовались, но археология и этнография развивались сами по себе. Чтобы получить новые знания в изучении культуры и социума, возникла необходимость в интеграции. Впервые такого рода интегрированные работы были сделаны в Австралии и США, где специалисты изучали историю культуры, социальных организаций методами археологии, этнографии и антропологии. В России проблемная лаборатория по истории, археологии и этнографии Сибири была создана в Томском госуниверситете. Затем кадры этнографов и археологов стали готовить в Омске. В Омском государственном университете организовали лабораторию этноархеологии, а в Омском филиале Института археологии и этнографии СО РАН создали поисковую группу. Так в нашей стране начала формироваться этноархеология. В 1993 году на первый семинар в Омске приехали ученые из Новосибирска, Кемерова, Томска. Затем симпозиумы стали проходить ежегодно в разных городах России, чтобы распространить этноархеологические знания и нашу методику изучения этноархеологических комплексов. Интерес к научному форуму проявили и зарубежные ученые. Симпозиум был организован в Алматы (Казахстан) и Одессе (Украина). Впервые мы собрались в Иркутске, где сформирована очень сильная археологическая школа. Большую роль в этом сыграли заведующий кафедрой археологии, этнологии и истории Древнего мира Иркутского государственного университета Герман Медведев и руководитель лаборатории ИрГТУ «Археология, палеоэкология и системы жизнедеятельности народов Северной Азии» Артур Харинский. К сожалению, в Иркутске не так много этнографов. Поэтому важно, чтобы здесь возникла большая этнографическая группа ученых, которые бы трудились на пользу российской науки», – сказал Н. Томилов.

Антрополог, профессор Сьюзен Грейт из г. Фэрфакс (США, штат Виргиния) в 1989-1991 гг. работала в Республике Саха (Якутия). Она изучала вопросы влияния экстремального климата на скотоводство якутов, занятия рыболовством и охотой. С. Грейт также интересовалась вопросами экологии и внесения Байкала в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Антрополог путешествовала по Бурятии и Забайкальскому краю, записывала песни и сказки местных жителей. «Для меня поездка в Россию на международный симпозиум, как возвращение домой. Спустя много лет после первого знакомства с Россией, мне сегодня интересны не только вопросы научной интеграции и междисциплинарных знаний, но и мой рост, как ученого. На симпозиуме важно подчеркнуть, ради чего проводятся наши исследования. Изучая прошлое, мы должны думать о своем наследстве, о тех, кому мы его оставим. Сибирь богата не только природными ресурсами, но и народом, разным по культуре и истории. Наши знания должны быть полезными будущим поколениям», – подчеркнула С. Грейт.

Уникальные исследования в области археологии и этнографии на симпозиуме представляют ученые Иркутского госуниверситета, Института археологии и этнографии СО РАН, Приволжского федерального университета, Казанского государственного университета культуры и искусств, Алтайского госуниверситета, Кемеровского госуниверситета и др. Всего поступило около 150 докладов, в том числе из Великобритании, Норвегии, Финляндии, Швеции, Голландии, Франции, США, Германии, Канады, Казахстана, Украины, Молдовы и Монголии. Доклады участников симпозиума вошли в двухтомный сборник.

Программа симпозиума состоит из нескольких секций: «Археология окружающей среды», «Взаимодействие человека и животных по данным археологии и этнографии» и др. Профессор ИрГТУ А. Харинский и Джон Зайкер (США, Государственный университет г. Бойсе) представляют доклад «Пастбищная территория домашнего оленя и ее искусственные и естественные маркеры: на примере общины «Улуки» (Северобайкальский район Бурятии). Сотрудник ИрГТУ, к.и. н. Алексей Тетенькин расскажет о новом археологическом местонахождение Коврижка IV на Витиме. Доклад сотрудника ИрГТУ Евгения Шулимовича касается методологических подходов к изучению мезоструктуры этносов в лаборатории истории Сибири.

В рамках секции «Сакральные территории по данным археологии и этнографии» доклады ученых посвящены специфике районов, которые являются местом проведения культовых церемоний. Сотрудник лаборатории комплексного изучения Чукотки (Центр «Чукотка», Анадырь) рассказала о сакральном пространстве поздненеолитической графики малых форм (стоянка Раучувагытгын I, Чукотка). Специалист Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН (Республика Саха – Якутия) уделил внимание древним святилищам Ленского района. Кроме того, ученые сделали сообщения о сакральном пространстве Шайтанского озера (Среднее Зауралье), Барун-Ламхэ – древнем святилище в Западном Забайкалье, а также о культовых местах в культуре средневекового населения Кузнецкой котловины. Интерес вызвали исследования о практиках сакрализации родовых территорий у алтайцев, сакральном пространстве удмуртской округи в конце XIX – начале XX века и легендах о памятниках археологии на территории Барабинской лесостепи и Новосибирского Приобья. Читинские археологи рассказали о том, как современное местное население использует и интерпретирует древние культовые объекты Забайкалья.

Директор Архитектурно-этнографического музея «Тальцы» Владимир Тихонов рассказал о памятниках культурного наследия, сосредоточенных в музее, и пригласил участников симпозиума на экскурсию. Итоги научного форума ученые подведут 31 мая.

 

(PDF) Что такое археологическая этнография?

86 ЯННИС ХАМИЛАКИС И АРИС АНАГНОСТОПУЛОС

Холторф, C 2005 От Стоунхенджа до Лас-Вегаса: археология как популярная культура. Altamira Press, Ланхэм, Мэриленд.

Holtorf, C и A. Piccini (ред.) 2009 Современные археологии: раскопки сейчас. Питер Ланг, Франкфурт.

Хоскинс, Дж. А 1998 Биографические объекты: как вещи рассказывают истории из жизни людей. Рутледж, Лондон.

Ингольд, Т. 2000 Восприятие окружающей среды.Рутледж, Лондон.

Джексон М. 1983 Знание тела. Мужчина 18 327–345.

Джонс, 2007 Память и материальная культура. Издательство Кембриджского университета, Кембридж.

Кербер, Дж. Э. (ред.) 2006 Межкультурное сотрудничество: коренные народы и археология на северо-востоке США

Штаты. Университет Небраски, Линкольн.

Латур, Б. 2005 От реальной политики к дингполитике или как делать вещи публичными. В: Латур, Б. и П. Вейбель (ред.)

Предоставление информации общественности: атмосфера демократии.MIT Press, Кембридж, Массачусетс, 14–41.

Lampeter Archeology Workshop 1997 Релятивизм, объективность и политика прошлого. Археологический

Диалоги 4 (2) 164–198.

Lowenthal, D 1998 Крестовые походы наследия и исторические трофеи. Издательство Кембриджского университета, Кембридж.

Маркус, Е. Г. 1998 Этнография сквозь призму. Princeton University Press, Принстон, Нью-Джерси.

Mauss, M 1973 [1934] Техника тела. Экономика и общество 2 70–88.

Merriman, N (ed.) 2004 Public Archeology. Рутледж, Лондон.

Мескель, L 2005 Археологическая этнография: разговоры вокруг национального парка Крюгера. Археологии 1 (1)

81–100.

Мескель, L 2007 Падение стен и ремонт заборов: археологическая этнография в Лимпопо. Журнал

Исследования Южной Африки, 33 (2) 383–400.

Мортенсен, Л. и Холлоуэлл, Дж. (Ред.) 2009 В печати. Этнографии и археологии: повторения прошлого.

Университетское издательство Флориды, Гейнсвилл, Флорида.

Olivier, L 1999 Продолжительность, память и характер археологических раскопок. В: Gustafsson, A and H Karlsson

(ред.) Glyfer och arkeologiska rum- en vänbok Till Jarl Nordbladh. Гетеборгский университет, кафедра археологии

, Гетеборг, 529–536.

Парсонс, Дж. Р. 2006 Последние Пескадоры Чимальуакана, Мексика: археологическая этнография. Музей

Антропологии, Мичиганский университет, Анн-Арбор, Мичиган (Антропологические документы 96).

Робин, К. и Н. А. Ротшильд 2002 Археологические этнографии: социальная динамика открытого пространства. Журнал

Социальная археология 2 (2) 159–173.

Розальдо Р. 1993 [1989] Культура и правда: переделка социального анализа. Рутледж, Лондон.

Schnapp, A 1996 Открытие прошлого. Британский музей, Лондон.

Шнапп, Дж. Т., М. Шанкс и М. Тьюс (ред.) 2004 г. Археологии современности. John Hopkins University Press,

Балтимор (Модернизм / современность 11 (1)).

Seremetakis, N (ed.) 1996 Чувства по-прежнему: восприятие и память как материальная культура в современности.

University of Chicago Press, Чикаго, Иллинойс.

Shankland, D 2005 Социально-экология Чатал-Хююка. В: Hodder, I (ed.) Atalhöyük перспективы: отчеты с

по

сезоны 1995–99. Институт Макдональда и Британский институт в Анкаре, Кембридже и Лондоне, 15–26.

Силлиман, С.В. (ред.) 2008 г. Сотрудничество на грани мастерской: преподавание и изучение археологии коренных народов.

University of Arizona Press, Тусон.

Skopetea, E 1988 Протипо василео кай I Megali Idea (Образцовое царство и Великая идея). Политипо,

Афины.

Смит, С. и М. Вобст (ред.) 2005 г. Археология коренных народов: теория и практика деколонизации. Рутледж,

Лондон.

Соломон, E 2006 Кносс: социальное использование монументального пейзажа. В: Hamilakis, Y and N Momigliano (eds)

Археология и европейская современность: производство и потребление «минойцев».Альдо Аусилио, Падуя (Creta

Antica 7), 163–182.

Столлер П. 1997 Чувственная стипендия. Пресса Пенсильванского университета, Филадельфия.

Томас, Дж. 2004 Археология и современность. Рутледж, Лондон.

Тилли, C 1996 г. Этнография неолита: ранние доисторические общества в южной Скандинавии. Кембридж

University Press, Кембридж.

Верхувен, М. 1999 г. Археологическая этнография неолитического сообщества: пространство, место и социальные отношения

в сожженной деревне в Телль-Саби-Абьяд, Сирия.Нидерландский историко-археологический институт Стамбула [sic],

Стамбул.

Джейсон Де Леон | Беседа о миграции, дисциплинарных границах и этике объектов

DD: Это отличается от многих из ваших предыдущих статей.

JD: Я настолько отошел от простой археологии, поскольку мои мысли об этом стали более зрелыми. Или, по крайней мере, с методологической точки зрения, меня больше интересовало, как археологическая теория может помочь этнографии.Так что меня интересует, например, как образуются участки или тафономические процессы, которые определяют, как разлагаются тела, поэтому судебно-медицинская работа стала гораздо более важной. И поэтому я надеюсь, что эта книга, по крайней мере, разъяснит, почему я считаю, что это в значительной степени этнографическое направление, и как судебная медицина, археология и лингвистика помогают мне добраться до различных элементов процесса незарегистрированной миграции, которые меня интересуют. in. В конце концов, это действительно касается самих людей, что трудно передать в форматах статей в целом.

DD: Говоря о различных методологических подходах, благодаря UMP и другим усилиям мы видим, что достигается более визуальный подход. Что такое артефакты, фотографии и другие, более визуальные формы научной продукции, чего не могут сделать тексты? Потому что для нас в культурной антропологии именно текст действительно выступает как авторитетный голос.

JD: Если бы я мог прямо сейчас, я бы уволился с работы и просто пошел бы фотографировать. Это все, что я хочу делать.Забавно – я как бы вышел из этого двухлетнего писательского процесса, когда я действительно думаю, что действительно нашел свой писательский голос. Или, по крайней мере, это голос, который не заставляет меня съеживаться, когда я читаю его. Я никогда не умел оглядываться на то, что написал. Я что-то пишу и больше не хочу это видеть. И на самом деле мне очень понравился процесс написания этой книги, потому что, когда я начал ее, я так много читал, чтобы подготовиться. Я вернулся и прочитал этнографии, которые мне нравились. Я ненавидел этнографии. Я читал пачки и пачки новых материалов, которые вышли.А потом я просто решил, что больше не могу читать этнографии, потому что мне нужна была другая система координат. Многие из нас, антропологов, пишут в основном в одном и том же формате – вступление, историческая справка, теоретическая база, вот мои данные, вот мой анализ, вот мой вывод и так далее. И так строятся диссертации. Так строятся статьи. И, конечно же, вы должны соблюдать некоторые из этих условностей. Но я просто начал читать романы как источник этнографического вдохновения.Так много книг, которые я действительно хотел прочитать (и перечитать), когда я писал, были написаны неантропологами. Я хотел быть лучшим рассказчиком, потому что я чувствовал, что истории, которые мне рассказывали, были настолько сильными, и я не хотел убивать их академической речью. И поэтому часть этого процесса для меня, когда я созрел с Проектом недокументированной миграции, – это попытка найти способы перевести этнографические данные таким образом, чтобы они не стерилизовали или не чрезмерно интеллектуализировали их до такой степени, что только шесть люди могут это прочитать или захотят прочитать.Так что для меня процесс написания по-прежнему очень важен. И в этом вся напряженность в том, чтобы быть публичным антропологом. Мы используем такие термины, как «заинтересованный» и «общедоступный». А иногда эти слова – завуалированное оскорбление. Когда люди говорят: «О, вы увлеченный антрополог», хотя это термин, который я никогда не использовал бы для описания себя, это действует как закулисная критика, например: «О, вы недостаточно теоретичны» или «Вы его тупите».

DD: Иногда бывает трудно понять, что означает «помолвка».

JD: Я тоже не знаю. И я очень сильно на это реагирую, потому что считаю, что во многих смыслах это несправедливая критика. Я всегда говорю людям: «Ну, если я увлеченный антрополог, то что же наоборот? Отстраненный антрополог? Я думаю, нам следует задавать трудные вопросы. Мир – очень жестокое, ужасное место для стольких людей. Если мы сможем проделать какую-либо работу, чтобы хотя бы пролить свет на это неравенство и каким-то образом пролить свет на условия жизни человека, то это то, что я хочу сделать.Что касается написания статей для публики – меня не особо беспокоят статьи и тому подобное. Я считаю, что это один и очень важный маршрут. Я просто не очень хорошо умею писать в таком стиле. Я бы предпочел сосредоточить свою энергию на попытках сделать мою научную работу доступной для чтения за пределами академии. Для меня это способ сделать и то, и другое – взаимодействовать с общественностью и не потерять интеллектуальную целостность. Но когда дело доходит до визуального подхода, он может сделать гораздо больше. И я думаю, что мы не воспринимаем это всерьез как дисциплину.Справедливо, что существует давняя критика того, что мы злоупотребляем фотографией со всеми этими проблемными изображениями цветных людей и коренных народов. Я это понимаю. Однако теперь фотография стала для меня настолько важной, потому что есть много вещей, которые могут сделать фотографии, которые я никогда не смогу передать словами, как бы я ни старался. Сначала я подумал, что, может быть, фотографии могут проиллюстрировать то, что я не в состоянии передать с помощью текста. И поэтому даже в книге тексты и изображения как бы сидят вместе.Между текстом и изображением больше прямого совпадения, чем мне хотелось бы, и теперь я хочу, чтобы фотографии выполняли все виды этнографической работы, помимо текста.

DD: Считаете ли вы, что открытость для различных методов и подходов проистекает из совместной работы? Вы работали с коллегами, аспирантами и студентами, и в целом археология, как правило, требует совместных усилий.

JD: Да, я думаю, что это определенно имеет значение, потому что во всех археологических изысканиях к вам нужно приглашать людей, чтобы делать то, в чем вы не являетесь специалистом.Итак, вы всегда должны сотрудничать, и когда этот проект начался, я был заинтересован в сотрудничестве еще и потому, что я очень предан обучению студентов, особенно старшекурсников. Моя жизнь изменилась, когда меня взяли в поле и взяли на себя всю эту ответственность. Так многому научившись, я всегда старался вернуть это ученикам. Приятно то, что они приходят и говорят: «Мне это интересно». И я говорю: «Я тоже. Я не знаю, как это сделать, черт возьми. Иди и научись это делать, вернись, научи меня этому, и давай посмотрим, сможем ли мы сделать это вместе.”

DD: Значит, методологическое разнообразие имеет важное педагогическое значение?

JD: Да, если бы меня не окружали все эти люди, я бы не смог реализовать большую часть проекта, который я хотел сделать. А фотография была тем, чем я не мог заниматься вначале. Не имел представления. Люди приходили и показывали мне, как что-то делать. А сейчас пытаюсь заново изобрести себя как фотоэтнографа. Я хочу думать о фотографии как о этнографическом методе, поэтому меня интересуют композиция, технические вопросы и так далее.Сейчас я снимаю только на пленку и еще строю темную комнату в Мичигане.

DD: Итак, расскажите о недавней работе, которую вы выполняли в отношении гондурасцев в Мексике.

JD: Я думаю, что то, о чем я собираюсь больше всего говорить на конференции, относится к телесным страданиям и определенному типу габитуса, который необходим для подпольного перехода. Я уже писал об этом ранее и в последнее время возвращаюсь к этому. Я буду говорить о гондурасцах, которые занимаются контрабандой и грабежами; люди, которые на определенном уровне сами являются мигрантами, но вовлечены в торговлю людьми и вымогательство мигрантов.Я собираюсь поговорить об их телах, феноменологии миграции, когда вы не подходите для этого благородного и отзывчивого человека. А как насчет тел тех, кто так же вовлечен в процесс миграции, но при этом делает вещи, о которых, как мне кажется, гораздо труднее теоретизировать и даже быть рядом? Итак, я сейчас возвращаюсь к этому габитусу мигрантов, но пытаюсь думать об этом в более сером и сложном свете.

DD: Я обнаружил в своем собственном исследовании, что некоторые люди входят и выходят из разных категорий, возможно, они были вовлечены в какую-то деятельность, связанную с бандой, но тогда также были мигрантами, пытающимися найти безопасный проход в США.С. Вы это тоже нашли?

JD: Да, конечно. Этим летом мы начали заниматься именно этим. И да, они занимают все эти разные должности. Они покинули свои родные страны. Они движутся по Мексике. Они провели некоторое время в Штатах. Они не были успешно интегрированы в американскую недокументированную экономику. Вспомните Примо и Цезаря из «В поисках уважения». Это парни, которые неплохо умеют проявлять насилие, но недостаточно хороши, чтобы подняться в ряды преступных организаций.Но у них есть определенные социальные навыки, которые могут быть действительно прибыльными в определенных контекстах. Те из нас, кто сочувствует проблеме миграции, тратят много времени на конструирование идеального типа мигранта. И я тоже виноват в этом. Вы знаете, представление о мигрантах как о благородных людях, которые мигрируют исключительно по экономическим причинам, и что они страдают, и мы должны относиться к ним с симпатией. И хотя большинство людей, с которыми я работаю, были бы отнесены к этой категории, я думаю, что мы не уделяем достаточно времени тому, насколько сложным и серым является этот процесс движения на самом деле.

DD: Похоже, что одна вещь, которая связывает ваше предыдущее исследование с вашим исследованием сейчас, – это понятие индустрии пересечения границ, которую вы описываете как политическую экономию продавцов, койотов и мигрантов. И мы можем распространить это на военно-промышленный комплекс США на границе с использованием дронов и наблюдения. Мы можем также включить рынки труда в США и торговлю наркотиками и оружием, которая идет туда и обратно через границу. Итак, возвращаясь к теме нашей конференции, является ли последовательность или непоследовательность структурой этого режима пересечения границы на макроуровне? Или и то, и другое?

JD: Когда вы увеличиваете масштаб, все становится очень похоже.Книжный проект, над которым я сейчас работаю, в основном представляет собой фотоэтнографию о границе США и Мексики в сравнении с границей Гватемалы и Мексики. Теперь вы отправляетесь в южную Мексику, и она выглядит как южная Аризона. У вас есть то, что происходит там, имитирующее то, что происходит дальше на севере.

DD: Граница там тоже очень милитаризована?

JD: Боже мой, да. Абсолютно. Когда вы приближаетесь к физическому перемещению людей по Мексике с этнографической и археологической точек зрения, становится трудно понять, потому что это повсюду, и это намного более наглядно вблизи.Сидя на железнодорожных путях в Чьяпасе, Мексика, вы оказываетесь в тесном контакте с повседневным насилием, с которым сталкиваются жители Центральной Америки во время миграции. Это жестоко и на порядок сложнее и труднее, чем на северной мексиканской границе. Но когда вы возвращаетесь назад, все становится очень, очень похоже на обеих границах Мексики, только с разными игроками. Опыт миграции из Центральной Америки, как и опыт Мексики, имеет логику. Это просто неприятная логика.И я думаю, что исследование, которое я сейчас провожу, является своего рода естественным продолжением того, чем занимается UMP. Однако некоторые могут подумать: «Ну, он занимался археологией в пустыне, а теперь фотографирует бандитов!» Мы делаем смесь этнографии с некоторой археологией, в основном археологией скуки; то есть как мигранты проводят время.

DD: Я думаю, что скука – тема очень малоизученная. Кроме того, я думаю, что скука как причина миграции действительно недооценивается.Очевидно, что люди мигрируют в экономических целях, но иногда люди также хотят определенного образа жизни, которого они не могут прожить в своей родной стране.

JD: Это забавно. Я думаю, что всегда есть возражение против того, чтобы характеризовать миграцию как элемент приключения. Мы часто хотим оформить в строго экономическом плане. Но ты общаешься с подростками, этими детьми. Конечно, они бедные. Но они уезжают из дома по целому ряду причин. Может быть, они хотят воссоединиться с семьей или покинуть разрушенный дом.В то же время многие из этих молодых людей, к которым я чаще всего имею доступ, пьют кагуамы на тропе мигрантов, курят травку, забирают девушек. Есть целый ряд вещей, которые заставляют людей уезжать, и разнообразные впечатления в пути. Иногда именно образ жизни, которым они хотят жить, заставляет их покинуть дом. Возможно, им не удастся выступить в Гондурасе или Мексике. Итак, происходит все остальное, что не может быть сведено к экономике.Впереди много работы. Аспиранты, с которыми я работаю, приходят и хотят исследовать миграцию. Поэтому я спрашиваю их: «Какие новые вопросы вы можете задать?» Мы много знаем об экономике. Но происходит гораздо больше, и я думаю, что это действительно благодатная почва для разработки новых типов понимания миграции. Может быть, именно поэтому я отошел от исследований, которые проводил в Аризоне, потому что я хотел попытаться предложить несколько опровержений тем, в построении которых я участвовал.Давайте посмотрим на явления, которые сложнее обобщить, и покажем людям их бородавки и все такое. Хотя я думаю, что мы должны это делать, потому что такова реальность, в то же время меня беспокоит непреднамеренная демонизация людей.

DD: Да, и даже ваша более археологическая работа показывает реальную озабоченность человеческим опытом. В связи с этим, какие этические проблемы решают археологи, когда они имеют дело с объектами? Для вас это по-другому, потому что вы работаете (в основном) с живыми людьми и их объектами? Есть ли у вас этические проблемы, отличные от других археологов?

JD: Да.Боюсь, что предметы отвлекают. Меня беспокоит, что они рассказывают нам больше о нас самих, чем о людях, которые их оставили. Выходит отредактированный том о миграции и наследии. Мой коллега Кэмерон Гоки и я написали главу для этой книги (J. De León and C. Gokee [на рецензировании]. «Процессы формирования сайтов и стирание« проблемы »недокументированной миграции Америки». »In Cultural Heritage, Ethics and Contemporary Migrations , eds.C. Holtorf, A. Pantazatos и G. Scarre. Routledge Press), где мы критикуем, как предметы, которые оставляют мигранты, использовались в музейных выставках, включая экспонаты, с которыми мы участвовали, такие как «State of Exception» , », Которая продолжается с 2013 года.Эта выставка, созданная в сотрудничестве с куратором и художницей Амандой Кругляк и фотографом Ричардом Барнсом, представляет собой гигантскую стену, заполненную рюкзаками. И люди на это очень сильно реагируют. Это ошеломляюще. Его высота несколько футов. Пахнет грязью и пустыней. Это вызывает очень инстинктивную реакцию. На первом этапе выставки мы старались дать очень мало контекста, отчасти потому, что хотели увидеть, как посетители будут реагировать на отдельные объекты. Мы не говорили им, как о них думать.В основном мы сказали: «Эти рюкзаки от мигрантов, пересекших пустыню Аризоны. Вот как это выглядит, когда мы встречаем их в поле. Мы немного изменили объекты, потому что заказали их в этом выставочном пространстве, но по большей части вы видите их так, как мы видим их в пустыне ». Так что выставку пустили один раз, без мигрантских голосов. И люди говорили что-то вроде: «Это так трогательно. Я так под впечатлением от этого. Спасибо, что дали голос тем, у кого нет голоса! » И я все время говорил себе: «Здесь нет голоса! То, что вы слышите, – это ваш собственный голос! ” Правильно? И это начало меня очень беспокоить.Мне казалось, что люди фетишизируют эти объекты до такой степени, что речь идет о них и их опыте, а не об этих людях. Итак, теперь мы несколько изменили выставку: стены стали намного больше, но мы вставили динамики в рюкзаки, так что когда вы приближаетесь к ним, вы слышите все эти разные интервью и голоса, людей, говорящих о пустыне и других вещах. . Это смесь аудио. Когда вы берете интервью у кого-то на определенную тему, они часто сходят с ума, говоря о самых разных вещах.Когда мы собирали аудио для выставки, я просто сказал: «Мы не собираемся редактировать этот материал. Я не буду это переводить. Я не собираюсь приводить это в порядок. Мы просто будем играть как есть. Как было записано. У людей может быть такой опыт ».

DD: Поговорим о бессвязности.

JD: Да, Боже мой, верно? Этот человек два часа болтает о собаке, и я пытаюсь расспросить его о пустыне или о том, почему он уехал из Мексики.(смеется) Итак, мы начали это делать, и многое из этого возникло из-за моего собственного дискомфорта из-за того, насколько легко сопереживать объекту, если это ваша единственная встреча с мигрантами. В конце концов, мы можем сочинять всевозможные истории об этих объектах. Мы можем построить повествование, которое нам нравится, тогда как для меня этнография лишает меня возможности когда-либо быть в том пространстве, в котором я мог бы отдавать предпочтение объекту. В Смитсоновском институте в 2017 году открывается выставка, посвященная истории американской иммиграции, и здесь есть несколько предметов из нашей коллекции.Я написал для них эссе, и они действительно хотели выбрать вызывающие воспоминания предметы, которым люди действительно могут посочувствовать. Я знаю, чего они хотят, но мне не нравится думать об этом в этих терминах, потому что с этической точки зрения для меня это действительно опасная территория.

DD: Возвращаясь к сумке Doritos – Смитсоновский институт, вероятно, не захотел бы видеть ее на выставке. Это то, что мы используем. Возможно, это слишком близко к «нашему» собственному опыту.

JD: Поверьте, я пытался дать им что-то подобное, но никто не хотел класть сумку Doritos в витрину.Поэтому, когда они вошли в мою лабораторию, они выбрали то, что, по их мнению, было лучшим и самым трогательным, и поэтому я попытался написать об этом: как, когда нам остается работать с материалом в качестве зрителя, мы можем выбрать и выбираем все, что хотим. Мы можем поместить это в аккуратную, понятную коробку, тогда как этнограф или антрополог знают, что реалии, которые мы пытаемся понять, не укладываются в эти аккуратные категории.

Информационный бюллетень 20.1 Весна 2005 г.

Нэнси Одегаард

По мере того, как хранители этнографических и археологических объектов стремятся к большей культурной чувствительности к объектам, находящимся под их опекой, становится все более очевидным тот факт, что на них возложена задача защиты и сохранения культурного наследия других людей.

Профессиональные консерваторы уделяют особое внимание сохранению. Иногда их оценки предметов и коллекций сводятся исключительно к лечению. Но в других случаях их исследования и полученные в результате знания также могут повлиять на общее повествование об исследовательском проекте. Консерваторы, работающие с объектами археологических раскопок и культур коренных народов, могут представлять лишь одну из многих специальностей в рамках проекта. В этих случаях задача консерватора выходит за рамки сохранения физической формы объектов, включая междисциплинарные диалоги с другими специалистами и вклад соответствующей информации в более обширную совокупность человеческих знаний.

Команда, в которую входят токсолог, консерватор, ученый-эколог и представители племени хопи, обсуждают, как интерпретировать данные рентгеновской флуоресцентной спектроскопии от объектов хопи. Анализ выявил присутствие тяжелых металлов (то есть мышьяка, ртути и свинца) в пигментах и ​​возможных остатках пестицидов – оба потенциально опасны для здоровья. Фото: Мелисса Хубер, Государственный музей Аризоны, Университет Аризоны.

Все больше и больше появляются примеры сотрудничества между консерваторами и кураторами, археологами, представителями культуры, учеными-реставраторами и другими, которые показывают, как консерваторы любой специальности могут внести свой вклад в культурные дискуссии, сосредоточив внимание на анализе и деградации.Поскольку хранители обладают уникальной способностью видеть и понимать материальные аспекты объектов, связывать структуру материала с технологиями, а также стабилизировать и защищать объекты от разрушения, они могут вносить непосредственный вклад в научные исследования – при условии, конечно, что они являются частью Дискуссия.

	Консерватор из Государственного музея Аризоны и представитель индейской общины реки Гила обсуждают стратегии удаления клея с археологических керамических сосудов, а также постоянного ухода за объектами и их хранения.Фото: Джанель Уикли, Государственный музей Аризоны, Университет Аризоны.

Технические исследования

За последние 50 лет научные и технические исследования стали важной частью природоохранной деятельности. Наука о консервации исследует изменения материалов и технологий с течением времени с помощью аналитических методов и применения данных к моделям, которые объясняют, как сырье превращается в новые материалы (например, когда глиняные составляющие превращаются в керамику) и как они разлагаются.Эти специализированные знания дополняют и поддерживают исследования износа и разработку стратегий стабилизации.

Традиционно исследования в области консервации начинаются с структуры артефакта. (На самом деле, иногда предполагается, что это все, что осталось, или все, что необходимо изучить.) После обзора состава материалов и методов строительства используются сравнительные методы для оценки реакции артефакта на окружающую среду или его состояния. ухудшение, которое затем исследуется и регистрируется.Наконец, оцениваются методы лечения и разрабатываются новые методы лечения для стабилизации симптомов ухудшения, видимых на объекте. Общий подход построен на материальной структуре материала.

	Решение для хранения керамики, подлежащей репатриации в соответствии с Законом о защите могил коренных американцев и репатриации.Неисправные клеи с керамических изделий были удалены с помощью паров растворителя, осколки были помещены в архивный ящик, а доступ к хранящимся предметам был ограничен. Фото: Джули Унру, Государственный музей Аризоны, Университет Аризоны.

Исследования по истории технического искусства использовались при консервации для определения сырья, оценки структуры и свойств творческих технологий и объяснения механизмов ухудшения.История технического искусства также может предоставить ряд данных, полезных для исследований в таких областях, как происхождение или датировка, исследования технологического стиля, аутентификация и проверка теорий об эстетике художника. По мере того, как научные методы изучения, измерения и характеристики материальной культуры становятся все более изощренными, можно исследовать более широкий круг исследовательских вопросов.

Археологическая наука успешно ввела широкий спектр аналитических методов в изучение археологии.Однако включение результатов, полученных с помощью этих методов, в более широкие исследования остается проблемой. Кроме того, вопросы ухудшения и стабилизации редко обсуждаются в исследованиях антропологической материальной культуры, и поэтому ссылки на изменения, вызванные исследованиями, интерпретацией или кураторством, редки.

Многие консерваторы этнографии разделяют с исследователями, учеными и хранителями антропологии интерес к контекстуальным вопросам и более широкой культурной информации.Однако этнографические объекты чаще всего оцениваются в отношении западного искусства, а не в отношении местных традиций, из которых они происходят. Несмотря на то, что этнографические консерваторы ссылаются на информацию, собранную антропологами, они обычно полагаются на подход к лечению, основанный на сохранении изобразительного искусства. Немногие реставраторы изящных искусств подготовлены или чувствительны к работе, которая учитывает контекстуальные проблемы антропологии. Исследования материальной культуры представляют собой контраст с исследованиями знатоков и эстетики, используемыми историками искусства и консерваторами изящных искусств.

Исследования материальной культуры

«Исследования материальной культуры» – это исследование взаимосвязи между артефактами и социальными проблемами. Эти исследования, основанные на антропологии, археологии, дизайне, истории, географии и музеологии, обеспечивают гибкую основу для исследования и обсуждения широкого спектра информации, касающейся культурных верований, поведения, истории и выживания. Не предполагается, что коллекция или культуры являются фиксированными. По мере того, как информация интерпретируется, реконструируется, подкрепляется и квалифицируется на нескольких этапах исследования, ценятся восприятия всех периодов истории коллекции.

Объединение исследований материальной культуры с исследованиями сохранения дает значительные преимущества. Во-первых, аспекты изучения материальной культуры могут помочь сохранению, поскольку они ищут способы улучшить методологию рассмотрения нематериальной информации. Во-вторых, природоохранные наблюдения могут пролить свет на многие вопросы изучения культуры, которые ранее оставались незамеченными. Общим для обеих дисциплин является необходимость понимать физические свойства объектов.

	Консерватор, использующий методы консервации и науки о консервации, чтобы улучшить свои исследования наростов и ухудшения поверхностей керамических сосудов.Фото: Мелисса Хубер, Государственный музей Аризоны, Университет Аризоны.

Благодаря этому комплексному подходу, этнографические консерваторы участвуют в исследовании, которое оценивает важность объекта на основе того, что можно узнать из его контекста, идей, стоящих за ним, и сил, которые его создали. Сегодня многие консерваторы этнографии понимают, что без включения контекста использование этнографических объектов в музеях и их переделка (изменение путем повторной сборки, консолидационной обработки, замены частей, пестицидов или выставочных стендов) на самом деле может способствовать физическому ухудшению состояния. потеря жизненно важной культурной информации и нарушение нематериальной целостности.Например, музыкальные инструменты составляют класс объектов, для которых определенные типы изменений или отсутствие специальных методов ухода исказят или повредят нематериальное качество звука.

В последние годы некоторым консерваторам коренных или этнографических объектов пришлось учитывать различные культурные факторы, которые могут способствовать ухудшению материальной культуры или предписывать, какие культурные условия должны быть сохранены. До недавнего времени темы репатриации и владения, например, были областями, которые немногие консерваторы считали частью своей области.Таким образом, использование контекстуального анализа или экстерналистского взгляда, сфокусированного за пределами самого материального объекта, для определения значимости нематериальных атрибутов выводит консерваторов далеко за рамки традиционных природоохранных практик. Для учета внешних точек зрения необходимо сотрудничество с коренными народами.

В настоящее время крупные антропологические музеи чаще собирают, выставляют и сохраняют коллекции посредством сотрудничества. Например, в Государственном музее Аризоны в Тусоне реставраторы встречались с представителями племен в течение нескольких лет, чтобы определить соответствующие процедуры консервации, хранения и ухода за почти 20 000 керамических сосудов юго-запада в коллекции.Это сотрудничество повлияло на дизайн складских помещений и материалы, используемые при хранении, обработке и транспортировке. Например, погребальные предметы будут отделены от другой керамики. Пластмасса не будет использоваться для контейнеров для хранения или опор для этих предметов; стабилизационные процедуры не будут начаты; и эти объекты выставляться не будут. Вместо этого в ящиках будут находиться необработанные сосуды с ослабленными соединениями. Эти предметы будут подвергаться минимальному обращению, и будут организованы культурные консультации для решения вопросов управления.

Новые партнерства, новые обязанности

	Национальный музей американских индейцев Смитсоновского института (NMAI) в Вашингтоне, округ Колумбия. Фото: любезно предоставлено Национальным музеем американских индейцев.

Чаще всего анализ и интерпретация этнографической и археологической материальной культуры были прерогативой этнографических или археологических кураторов.В области охраны окружающей среды потенциальные выгоды от сохранения материальной культуры при уважении культурной целостности получают признание как важный вопрос. Какова же тогда роль консерваторов в понимании поведения, верований, мудрости и представлений о красоте в традиционных культурах?

Для реставраторов, работающих с этнографическими объектами, вопросы этики и культурного значения необходимо рассматривать в контексте более широких споров о репатриации и культурном разнообразии, затрагивающих общины коренных народов и их культурный материал.Коренные народы все чаще просят их участвовать в изучении и интерпретации своей культуры и истории, улучшить их доступ к коллекциям в музеях и обеспечить репатриацию артефактов и человеческих останков без ненужных задержек. Вклад коренных народов может быть частью контекстуального исследования консерватора – исследования, которое включает намерение создателя художника или ремесленника, концептуальную целостность объекта и другие нефизические атрибуты объекта.Однако исследование такого рода контекстной информации не входит в стандартную проверку или документацию консерватора. Хотя это и редко, некоторые учреждения приняли специальные положения, касающиеся контекстных исследований – факт, который предполагает, что включение этих аспектов контекста постепенно становится все более распространенной профессиональной обязанностью.

	Вид на раздел сообщества Тохоно О’Одхам на выставке Наши народы: голос нашей истории .В рамках своей миссии по признанию и утверждению коренных сообществ Северной и Южной Америки выставки и программы NMAI представлены с точки зрения коренных жителей, чего музей достигает путем консультаций и сотрудничества с племенными сообществами. Фото: Кэтрин Фогден (ирокез), любезно предоставлено Национальным музеем американских индейцев.

Роль сохранения в отношениях между музеями и коренными народами также меняется.Коренные народы, как правило, составляют меньшинства в своих странах и не обязательно следуют идеологии доминирующей культуры в отношении сбора, изучения и демонстрации артефактов. Чтобы объединить эти две группы, необходимы новые партнерские отношения и новые обязанности. Консерваторы из Университета Британской Колумбии в Ванкувере являются одними из тех, кто установил партнерские отношения, внедряя общественные ценности в выставочный процесс и программирование, а также посредством предоставления во временное пользование предметов для традиционного культурного использования.

По мере того, как музеи антропологии по всей территории Соединенных Штатов развивали или реконструировали свои выставочные залы, чтобы добиться культурного примирения, культурные проблемы также повлияли на традиционные закулисные мероприятия, включая сохранение. Некоторые из этих действий – например, кормление или освящение объектов дымом, разборка или добавление нового материала – противоречат основным принципам консервации, и существует потребность в руководящих принципах по изучению, обработке или сохранению этих коллекций. .Готовясь к открытию Национального музея американских индейцев в Вашингтоне, округ Колумбия, консерваторы добились успехов в этой области за счет привлечения кураторов из числа коренных народов в процессе отбора, интерпретации и сохранения объектов. Консерваторы включили традиционные местные методы и материалы в консервативные обработки и пригласили местных экспертов для выполнения некоторых из них.

В некоторых частях мира коренные народы повысили осведомленность общественности о вопросах наследия, социальных проблем и юридических прав, несмотря на их долгую историю истребления, ассимиляции, разделения, преследования, переселения и переопределения в результате контактов с промышленно развитые страны.Исследования и анализ конкретных воздействий контактов на материальную культуру коренных народов выявили дисбаланс в знаниях об искусстве и культуре коренных народов.

Сохранение может играть важную роль в междисциплинарном исследовании материального наследия. В то время как поле будет продолжать исследовать физические аспекты объектов, оно также должно сотрудничать с другими, которые могут предоставить разнообразную нематериальную информацию об этих объектах. Понимание социальных проблем традиционных технологий так же важно, как и сохранение физических атрибутов объекта.

Нэнси Одегаард – руководитель отдела консервации Государственного музея Аризоны, Университет Аризоны, в Тусоне

методологий материальности, наследия и гибридных методологий

Автор:

Линн Мескелл (Стэндфордский Университет)

Краткая аннотация статьи:

Британские и американские археологии отражают разные истории связи с антропологией. Совместная литература и общие проблемы между двумя дисциплинами привели к убедительным теоретическим и этическим обязательствам.Здесь я обрисовываю недавно разработанные гибридные полевые методологии и подчеркиваю, почему такие преобразования критически изменили археологическую практику в Соединенных Штатах. Примером может служить археологическая этнография, проводимая в Южной Африке в течение нескольких лет.

Бумага длинная аннотация:

Британские и американские археологические раскопки отражают разные истории связи с антропологией. Совместная литература и общие опасения между двумя дисциплинами привели к убедительным теоретическим и этическим обязательствам, поэтому пришло время, чтобы ученые также выработали методологическую основу для встреч.Недавно были разработаны новые гибридные методы исследования, которые критически изменили американскую археологическую практику. Генеративный характер дебатов с участием материалов, историй и сотрудничества коренных американцев привел к тому, что североамериканская археология отличается от британской.

На протяжении моих полевых исследований в Южной Африке я описывал одну возможность сближения дисциплин как археологическую этнографию – пересечение двух различных, но обязательно связанных областей.Археологическая этнография может включать мозаику традиционных форм, включая археологическую практику, музейный или репрезентативный анализ, а также долгосрочное участие, наблюдение с участием участников, интервьюирование, а также архивную работу. Тем не менее, где эта работа расходится с основной этнографией, так это в том, что на первый план выходит материальность прошлого, особенно те следы прошлого, которые имеют остаточную загробную жизнь в живых сообществах, часто считаются духовно значимыми и требуют государственного мониторинга и контроля, что многие общины коренных народов и археологов все больше найти проблематично.Археологическая этнография часто предполагает сотрудничество, а не изучение людей, с которыми мы работаем в сфере наследия. Он аналогичным образом пересекается с более широкими космополитическими заботами о расширении прав и возможностей связанных сообществ и влияет на изменения на более высоких уровнях структурирования власти. В конечном итоге это результат этической археологии, которая берет в качестве своего проекта современную актуальность археологического наследия.

Как стать этноархеологом

Этноархеологи изучают технологически примитивных людей в современном мире, чтобы лучше понять прошлое.

Чем занимается этноархеолог?

Этнография была областью изучения на протяжении веков, но данные, полученные в результате этнографических исследований, редко использовались для понимания прошлого. Изучение технологически примитивного само по себе было просто любопытством. Но все изменилось в ^-м -м веке с появлением более дешевых международных поездок. Теперь ученые и исследователи могут изучать удаленные общества и получать больше информации для различных исследовательских целей.Доказано, что это отличная область изучения в более широком контексте археологии и антропологии.

Этноархеология обеспечивает жизненно важную нишу – изучение отдаленных и технологически примитивных людей в настоящем, чтобы понять прошлое. Хотя люди находятся в центре этнографических исследований и этноархеологии, дело не только в личности. Этноархеология проводит современные социальные сравнения между прошлым развитого мира и наименее технологически развитым сегодня. Люди, работающие в этой области, исследуют верования и суеверия, технологии (и то, как такие технологии используются, производятся и обрабатываются), социальные структуры и окружающую среду.Это прямой исторический подход; это означает, что он наблюдает за людьми и процессами в поле, чтобы делать выводы. В некотором смысле, это мост между археологией и антропологией, где последняя неадекватна для ответа на важные вопросы.

Вместо того, чтобы работать в лабораториях или офисах, этноархеологи проводят большую часть своего времени в путешествиях – обычно в развивающихся странах, но не всегда – записывая повседневную жизнь и действия технологически примитивных народов.

СВЯЗАННЫЙ С – Археология: изучение прошлого и будущего

Где работает этноархеолог?

Специальных данных по занятиям этноархеологами нет.Это область академических исследований, поэтому данные BLS, скорее всего, будут неадекватными для этой конкретной ниши. Большинство, вероятно, сочтут свою карьеру академической. Таким образом, вы найдете работу лектором или исследователем в университете или колледже со школой или кафедрой, посвященной археологии и антропологии. Вы будете проводить время, работая в отделе, время от времени совершая производственные поездки для сбора данных в рамках существующего исследования или для начала нового проекта. Некоторые исследовательские поездки этноархеологов могут длиться годами.

Некоторые могут найти работу в НИОКР в социальных науках. Это может не включать экскурсии и может включать такие коммерческие приложения, как маркетинг. Маркетологи должны понимать, что заставляет людей думать и действовать таким же образом, чтобы продвигать продукты, услуги и повышать осведомленность о благотворительных организациях. Рекламные ролики и кампании по-разному нравятся разным людям. Некоторые этноархеологи, которые не хотят или не могут заниматься академической карьерой, найдут много возможностей в маркетинге.

Какова средняя зарплата этноархеолога?

Согласно статистике BLS за 2016 год, средняя зарплата археолога или антрополога составляет 63 190 долларов. Сюда входят все исследователи, работники раскопок, технические специалисты, руководители проектов и преподаватели. Нет конкретных данных по этноархеологии из-за ее небольших, нишевых требований. Однако те, кто занимает исследовательские и преподавательские должности, скорее всего, будут получать среднюю зарплату, близкую к медианной величине федерального правительства, в 75 040 долларов.Средняя зарплата тех, кто работает в сфере НИОКР в области социальных наук, составила в 2016 году 57 640 долларов США.

Вакансии и описание работы этноархеолог

Начинающий этноархеолог должен иметь опыт как в археологии, так и в антропологии, с опытом проведения исследований и написания отчетов. Должностные обязанности этноархеолога:

• Собирайте информацию об определенной группе людей и выносите суждения посредством наблюдений, интервью и изучения исторических документов
• Выявление культурно специфических верований и обычаев различных групп населения и сообществ
• Планировать и направлять исследования для характеристики и сравнения экономических, демографических, социальных, языковых и религиозных институтов различных культурных групп и сообществ
• Напишите и представьте результаты исследований для различных специализированных и общих аудиторий
• Обучение и наставничество студентов и аспирантов в области антропологии и / или археологии

Этноархеолог со значительным опытом может взять на себя роль консультанта, знакомя студентов, заинтересованные стороны и общественность с результатами своих исследований.Они могут:

• Консультировать государственные учреждения, частные организации и сообщества относительно предлагаемых программ, планов и политик и их потенциального воздействия на культурные сообщества
• Объясните происхождение и физическое, социальное или культурное развитие избранной группы, включая культурные традиции, религиозные верования, языки и общества.

Какова потребность в работе этноархеологов?

Точно так же мало данных существует для этого типа должностей, но они, вероятно, отражают более широкую картину археологии и антропологии на национальном уровне.Ожидается, что спрос на вакансии для этого типа социальных наук вырастет примерно на 4% за десятилетие между 2014 и 2024 годами. Это половина среднего показателя вакансий для всех типов должностей в настоящее время. Причина этого замедления – беспокойство по поводу финансирования федеральным правительством образования и сохранения наследия в каждом отдельном штате. Этноархеология как нишевая область вряд ли будет считаться приоритетной.

Какое образование необходимо для того, чтобы стать этноархеологом?

Старшеклассники должны следовать типичным маршрутом для археологии и антропологии.География, особенно география человечества, в настоящее время является важной частью изучения людей и обществ прошлого. Поэтому учащиеся этого уровня должны сосредоточиться на математике, географии и точных науках – биология будет наиболее полезной, особенно при работе с физическими материалами. Способность идентифицировать останки растений и животных особенно полезна в археологии. Студенты также могут изучать историю и / или социологию, если таковые имеются.

Археология – это типичный путь получения степени для большинства студентов, желающих войти в какую-либо археологическую нишу, хотя антропология также даст некоторые необходимые навыки.То, как вы адаптируете своих несовершеннолетних, обеспечит соответствующие предпосылки для получения степени магистра. Мы настоятельно рекомендуем сосредоточить внимание на окружающей среде несовершеннолетних, социологии, антропологии и географии – как и выше, география человека будет иметь важное значение. Ожидается, что в рамках вашего обучения вы примете участие в полевой археологической школе, чтобы изучить методы и приемы. Хотя ваша будущая карьера этноархеолога вряд ли будет включать раскопки (потому что вы исследуете общество), по возможности вам следует искать проекты, наиболее соответствующие вашим интересам и навыкам.Географические информационные системы (ГИС) становятся все более важными в этой области. Если возможно, выберите его как несовершеннолетний, если он не является частью степени.

Студент должен получить как минимум степень магистра. Степень магистра позволит развить ваши навыки исследования, критического мышления, разработки проектов и письма до продвинутого уровня. Навыки наблюдения и анализа жизненно важны для независимого изучения этих прикладных проектов. Докторантура, безусловно, рекомендуется тем, кто хочет начать карьеру в области академических исследований и преподавания.

этноархеология – Связанные Градусы

Степень CompletedHigh School Diploma / GEDSome CollegeAssociate DegreeBachelor в DegreeMaster в DegreeDoctorate Степень

Желаемая DegreeDiploma / CertificateAssociate DegreeBachelor в DegreeMaster в DegreeDoctorate

Программа InterestAll ProgramsCriminal JusticeData ScienceElectrical EngineeringEmergency ManagementEngineering ManagementEnvironmental Наука / SustainabilityFire ScienceHealth AdministrationPublic AdministrationPublic Здоровье

Какие общества и профессиональные организации есть у этноархеологов?

В настоящее время нет специализированных этноархеологических организаций из-за своей ниши.Это больше инструмент, чем область исследования. Как этноархеолог, вы получите необходимую информацию и сможете наладить контакты со следующими сайтами:

• Общество американской археологии : Несмотря на название, это международная организация с подразделениями по всему миру, занимающаяся изучением археологии Америки. Она насчитывает более 7000 членов по всему миру

эпистемология в археологии и этнографии – Мэри Лейтон

Археологи и полевые техники аймара.Боливия, 2008 г. (Фото: М. Лейтон)

У меня постоянный интерес к методологии и эпистемологии в антропологии; в частности, как воплощаются практики накопления знаний как в этнографии, так и в археологии, поскольку они зависят от неявных и эмоциональных навыков отдельных ученых, тела которых становятся инструментами.

Археологи в качестве основных объектов моих исследований; моя собственная методология – этнографическая. У меня еще не было возможности изучить две другие области антропологии, но я был бы рад сотрудничать с другими исследователями, работающими в этих областях!

Археологическая эпистемология

Моя работа в этой области включает в себя статью о том, как британские археологи (включая полевых археологов, кураторов музеев, судебных антропологов и остеоархеологов) концептуализируют человеческие останки как «людей» или «объекты» (PDF).У меня есть еще неопубликованное продолжение этой работы, основанное на аналогичных интервью с другими европейскими археологами и археологами из Северной и Южной Америки.

Раскопки в пустыне Тарапака. Чили, 2010 г. (Фото: М. Лейтон)

Кроме того, на сегодняшний день я опубликовал две статьи по археологической эпистемологии в Андской археологии; один из них сравнивает андскую археологию с британской археологией (PDF), второй рассматривает политическое и эпистемологическое значение найма местных полевых техников в Боливии (PDF).

Коллективная этнография

На неровных полях Я изучал, как археологи преодолевают противоречия воплощенной практики накопления знаний в командной дисциплине; В лаборатории кодирования Mexican Exposures меня интересует, как разрешается это противоречие, когда есть команда этнографов, анализирующих чужие полевые записи.

В качестве менеджера лаборатории я переформулировал протокол, установленный Лиз Робертс и Камило Санс, чтобы вовлечь студентов-исследователей непосредственно в текущий этнографический проект.По мере того, как Робертс и я расширяем лабораторию, мы экспериментируем с коллективным этнографическим анализом.

Полевые тетради, усиленно охраняемые. (Фото: М. Лейтон)

Процесс коллективного анализа выявил некоторые интригующие методологические вопросы. Этнографические полевые данные обычно служат имитатором, напоминая этнографу о знаниях, полученных из первых рук, воплощенных в полевом опыте.

Заметки обычно носят сугубо личный характер и никогда не предназначены для прочтения в исходном виде другими людьми, а тем более доступны другим для изучения, критики и использования.Однако групповая, а не индивидуальная работа с исследовательским материалом открывает возможности для этнографии как коллективного предприятия, даже если она остается воплощенной и основанной на опыте формой получения знаний.

Критическое сочувствие

В настоящее время я объединяю эти параллельные проекты в статью «Критическая эмпатия», которую я позиционирую как средство теоретизирования воплощенной природы получения знаний о жизненных мирах человека в археологии и этнографии.

Программные требования по сохранению археологических и этнографических материалов

Применимо только к студентам, зачисленным в 2012-2013 учебный год.

Сохранение археологических и этнографических материалов

Прием

Название программы

Сохранение археологических и этнографических материалов

«Сохранение археологических и этнографических материалов» – это межведомственная программа.Межкафедральные программы представляют собой интегрированный учебный план по нескольким дисциплинам.

Адрес

A210 Музей Фаулера
Box 951510
Los Angeles, CA

-1510

Телефон

(310) 825-9407

Эл. Почта

[email protected]

Ведущие до степени

M.A.

Допуск ограничен до

Осень

Срок подачи заявок

15 декабря (только для нечетных учебных лет)

GRE (общий и / или предметный)

GRE: Общий

Рекомендательные письма

3

Прочие требования

В дополнение к минимальным требованиям Университета и требованиям, перечисленным выше, все кандидаты должны предоставить: портфолио (не более 8 1/2 x 11 дюймов), заявление о целях и образец письменного текста.

Кандидаты должны продемонстрировать владение одним современным иностранным языком, пройти не менее 200-400 часов задокументированного практического опыта в области консервации, один академический год обучения в одной из следующих областей: археология, культурная антропология или этнография и один академический год. год обучения в каждой из следующих областей: история искусств (предпочтительно изучение археологических или этнографических материалов и / или традиций), общая химия, органическая химия и еще одна наука (например.г., физическая химия, биология, геология, физика и др.).

Предпочтение отдается кандидатам, специализирующимся в области археологии, антропологии, истории искусств, истории культуры, естественных наук или областей, связанных с изучением обществ прошлого.

Кандидаты, прошедшие заключительную стадию оценки, будут опрошены лично в рамках процесса оценки.

Магистр

Консультирование

Директор программы выполняет функции консультанта выпускника.Каждый студент выбирает куратора факультета, который соглашается быть председателем студенческого комитета и главным советником. Успеваемость студентов к получению степени обсуждается каждый учебный квартал членами Консультативного комитета факультета.

Направления обучения

Студенты должны ознакомиться с программой.

Требования к иностранному языку

Требуется подтверждение владения хотя бы одним современным иностранным языком. Есть два варианта выполнения этого требования: (1) завершить третью четверть во вводной, регулярной последовательности выбранного языка в UCLA (или на эквивалентном курсе) с оценкой A или A-; (2) сдать экзамен по чтению, проводимый программой; или (3) сдать вступительный тест на отделение иностранных языков Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, чтобы продемонстрировать соответствие окончанию третьего квартала обучения иностранному языку.

Требования к курсу

Для получения буквенной оценки необходимо как минимум 84 единицы дипломной работы, которые должны быть распределены следующим образом: 16 основных курсов; три элективных курса; и восемь отделов сохранения археологических и этнографических материалов 598. Один из трех факультативов должен быть курсом на соответствующем факультете, например, антропологии, мировом искусстве и культуре, материаловедении и инженерии, атмосферных науках и т. д. Остальные два факультативных курса могут быть выбраны из соответствующего отдела или исследовательского проекта, завершенного зачислением на курс серии 500.

Стаж работы

Не требуется.

Полевой опыт

Требуется одиннадцать месяцев стажировки: одна 10-недельная летняя стажировка между первым и вторым годами обучения и одна девятимесячная стажировка после второго года обучения. Чтобы познакомить студента как с полевой, так и с институциональной средой, предпочтительно, но не обязательно, чтобы одна стажировка была связана с полевым проектом, а другая – в музее.Полевой проект может включать в себя работы на археологических раскопках в рамках полевого проекта этнологии, работу в культурном центре коренных народов или в других подобных местах. Проект коллекций может включать работу в музее или другом учреждении, занимающемся коллекционированием, или в региональной лаборатории, где коллекции хранятся и хранятся. Все стажировки должны быть предварительно одобрены программой и будут разрабатываться в сотрудничестве между студентом и преподавателем.

План комплексного обследования

Нет.

План диссертации

План каждой магистерской диссертации требует завершения утвержденной диссертации, которая демонстрирует способность студента проводить оригинальные независимые исследования.

Каждый студент организует исследовательский проект после консультации с соответствующим консультантом не позднее конца первого года обучения. Исследовательский проект включает в себя некоторые или все из следующих аспектов исследований и практики консервации: изучение археологических и / или этнографических артефактов, оценка культурного контекста, анализ, эксперименты с методами обработки или анализа и обработка консервации.Проект также подчеркивает создание исследовательской методологии, которая направляет развитие проекта. Результаты представлены в документе на 30-50 страниц для оценки комиссии по магистерским диссертациям из трех членов. В свете количества курсов, необходимых для программы на получение степени, студенты должны тщательно рассмотреть предмет и объем предлагаемой ими диссертации с точки зрения возможности ее завершения в рамках руководящих принципов программы по времени получения степени.

Срок обучения

М.Степень А. должна быть завершена в течение трех лет.

Прекращение аспирантуры и апелляция на прекращение

Политика университета

Студент, не отвечающий вышеуказанным требованиям, может быть рекомендован для прекращения учебы в аспирантуре. Аспирант может быть лишен права продолжать учебу в аспирантуре по разным причинам. Наиболее распространенной является несоблюдение минимального совокупного среднего балла (3.00), требуемое Академическим сенатом для сохранения хорошей репутации (для некоторых программ требуется более высокий средний балл). Другие примеры включают неуспешную сдачу экзаменов, несвоевременную успеваемость и низкую успеваемость на основных курсах. Студенты на испытательном сроке (те, у кого средний балл ниже 3,00) подлежат немедленному отчислению по рекомендации своего факультета. Руководящие принципы университета, регулирующие увольнение аспирантов, включая процедуру апелляции, изложены в Стандартах и ​​процедурах аспирантуры в UCLA .

Специальная политика департамента или программы

В дополнение к причинам, указанным выше, студента могут рекомендовать к отчислению из-за невыполнения требований по иностранному языку или неудовлетворительной магистерской диссертации. Студент может обжаловать рекомендацию о прекращении обучения, подав запрос о слушании в Исполнительном комитете.

.