Школа 1 г малоярославец официальный сайт: Официальный сайт МОУ СОШ №1 г.Малоярославца

К сожалению, я ничего не могу сказать о своих бабушке и дедушке по отцовской линии. Они умерли в молодом возрасте, когда отец был ребенком. Все, что я знаю, это то, что дедушку звали Сэмюэл Зелберт. Что касается бабушки по отцу, то я даже имени ее не знаю. Отец мало рассказывал мне о своем детстве. Я не знаю, чем дедушка зарабатывал на жизнь. Бабушка, скорее всего, была домохозяйкой, как и большинство замужних еврейских женщин. Они жили в городе Бердянске, на побережье Азовского моря [Украина, 700 км от Киева]. В семье было пятеро детей: старший ребенок-дочь Рена и четверо сыновей: Маркус, Исаак, Хаим и мой отец Моисей. Отец был младшим ребенком в семье. Он родился в 189 г.2. Я не знаю, когда родились его братья и сестры. Когда дети стали сиротами, Рена стала их приемной матерью. Трудно сказать, как им удается выживать, на какие деньги они живут – отец никогда об этом не говорил. Все они рано приступили к работе. Отец с детства ходил на побегушках у владельца обувного магазина. Я не знаю, какое образование он получил, но он был грамотным. Я сохранил письма отца. Они были написаны хорошим русским языком. В детстве он научился играть на кларнете. Думаю, отец тоже получил еврейское образование. Во всяком случае, у него были все принадлежности для молитвы – талис, тфилин, молитвенники. Отец знал Иврита. Он был религиозен. Он молился дома, отмечал субботу и еврейские праздники.

Когда отец достиг призывного возраста, его призвали в царскую армию, где он служил в музыкантском полку. По словам отца, этот полк был даже вызван во дворец царя Ливадийского в Крыму и музыканты играли для царя Николая II [1]. Когда в 1914 году началась Первая мировая война, отец со своим полком ушел на фронт. Он был в оркестре. В конце 1915 года отец попал в плен к австрийцам и вместе с другими пленными был отправлен в австрийский город Райзенберг. Там они работали в какой-то местной больнице. Судя по фотографиям того периода, которые удалось сохранить отцу, русским пленникам там жилось неплохо. Во всяком случае, на фото они не выглядели худыми. Они выглядели довольно забавно. Отец мало рассказывал мне о своем плену. Он сказал, что австрийцы не видят разницы между евреями и неевреями. Антисемитизма не было. Отца и евреев-пленников австрийцы никак не различали, они их принимали за русских солдат. Пленников долго не удерживали, их обменивали на австрийских пленных. В 1916 моему отцу разрешили вернуться домой. Должно быть, он проезжал через белорусскую деревню Смиловичи по пути в Бердянск. Там он встретил мать.

Старшая сестра отца Рена была единственной из родни отца, оставшейся после революции в Бердянске[2]. Была замужем за местным евреем Рейновым. У них было два сына, Самуил, названный в честь деда, и Владимир. Во время Великой Отечественной войны [3] Рена с семьей эвакуировалась в Баку, где и осталась. Она умерла в Баку в 1970 году. Маркус переехал в Москву после революции 19-го года.17 г., когда была отменена черта оседлости [4]. Он был портным. Маркус был женат и имел двух сыновей — Рафаэля и Моисея. Маркус умер в Москве в 1978 году. Похоронен на еврейском Востряковском кладбище в Москве. Исаак жил в Мелитополе [Украина, 550 км от Киева]. У него было 3 дочери: Поля. Бася и Циля. Я ничего не помню о нем. Хаим уехал в Америку до революции. В то время он был женат, поэтому иммигрировал с женой и маленькой дочерью Бетей. При советской власти в СССР было опасно вести переписку с родственниками, проживающими за границей [5]. Переписки с Хаимом не было и не осталось и следа.

Бабушка и дедушка по материнской линии жили в небольшом еврейском селе Смиловичи в Белоруссии, в 30 км от Минска. В 1930 году, когда я был еще ребенком, я поехал с мамой в Смиловичи. Я помню ту деревню, родину моей мамы. Это была маленькая еврейская деревня с деревянными тротуарами. Люди были очень приветливы. Население состояло в основном из евреев, но были и белорусы, поляки и русские. Они жили дружно, желая помогать друг другу.

Дедушку по материнской линии я тоже не знал. Он умер до моего рождения. Единственное, что я знаю, это то, что его звали Яков Шульман. Я помню бабушку. Ее звали Мина Шульман. Я не знаю ее девичью фамилию. О мамином детстве я почти ничего не знаю. Дедушка был добытчиком, а бабушка была домохозяйкой. В семье было три дочери. Моя мама Циля была старшей. Она родилась в 1900. Сестра Софья [нарицательное имя] [6], еврейка Сосль, 1903 г. р., и Анна, еврейка Ханна, 1906 г.р. Бабушка довольно рано овдовела, оставив трех маленьких дочерей. Она больше никогда не выходила замуж. Она жила в небольшом деревянном домике, где могла поместиться вся семья. У нее не было ни сада, ни скота. Единственное, что у нее было, это небольшой огород. Когда я остался у бабушки, она попросила меня пойти в огород, чтобы взять свежие огурцы и съесть их. Бабушка сажала овощи в огороде и продавала их, чтобы прокормить семью. Я думаю, бабушка была очень красивой в молодости. Когда она состарилась, еще остались следы ее былой красоты. Она была очень доброй, заботливой и умной женщиной. Бабушка была высокой и стройной. Она была сдержанна и молчалива. Должно быть, она была религиозной, потому что от нее мама узнала о еврейских традициях. Бабушка также научила ее готовить еврейские блюда. Бабушка очень любила своих дочерей, и они тоже заботились о ней.

Мои родители поженились в 1918 году. Была ли у них традиционная еврейская свадьба, я не знаю. Может быть, в Смиловичах, где они поженились, еврейские традиции были сильны даже после революции, когда советская власть притесняла любые еврейские традиции [7]. Сначала родители жили с бабушкой и младшими сестрами. В 1922 году я родился. Меня звали Батшевой. Негде было качать кошку, когда я родилась и родители решили уехать на родину отца, в Бердянск. Я думаю, для отца было важно, что его старшая сестра Рена жила там со своей семьей. В детстве Рена была как мать для отца, и они были связаны. Когда мне исполнился год в декабре 1923 мы переехали в Бердянск.

У маминых сестер тоже были семьи. Софья вышла замуж за еврея Левинчика из Смиловичей. Они жили с бабушкой. У Софии было две дочери. Я хорошо помню Софию. Это была красивая молодая женщина с пушистыми рыжими волосами. Вторая сестра матери Анна Исакова после свадьбы переехала к мужу в Жлобино, недалеко от Смиловичей. У нее была единственная дочь Зоя.

Судьба семьи бабушки Софьи сложилась трагично. С началом Великой Отечественной войны муж Софьи ушел на фронт и сведений о нем не было. Должно быть, он погиб сразу же, как Беларусь приняла на себя первый удар фашистских войск. Вскоре к Смиловичам подошли немцы. В первый день оккупации расстреляли много евреев, во время одной из таких акций погибли бабушка Софья, ее дети и вся родня из Смиловичей. Анне и ее семье удалось эвакуироваться до оккупации. Дошли до Дербента в республике Дагестан [около 2200 км к югу от Москвы]. Когда закончилась Великая Отечественная война, они решили остаться в Дербенте. Муж Анны, который был старше ее, умер в 1960-е годы. Анна жила с дочерью Зоей и ее семьей. Потом и Зое, и ее мужу предложили преподавать в Махачкале, а Анна осталась со взрослой внучкой. Она была очень расстроена тем, что ее внучка вышла замуж за местного парня, который не был евреем. Анна была в отчаянии. В 1993 году она покончила жизнь самоубийством. Ей было 87 лет, но она была довольно здоровой и крепкой женщиной.

Отец устроился на обувную фабрику в Бердянске. Там он проработал до самого начала Великой Отечественной войны. Отцу завод дал квартиру. Это была большая 3-х комнатная квартира на первом этаже 3-х этажного кирпичного дома. Окна выходили во двор. В 1925 лет родилась моя младшая сестра Эниа Зелбет. Мы назвали ее Гена. Отца ценили на работе. С детства хорошо разбирался в кожевенном деле, так как работал в обувных магазинах. Кроме того, он был честным и добросовестным. Вскоре отец стал заместителем директора обувной фабрики, заведующим производством. У него была довольно приличная зарплата, и мы неплохо справлялись. До рождения сестры мама тоже пробовала работать. Сначала она работала кассиром в магазине. Они работали дома, получив работу от кооператива рабочих. Мама научилась вязать чулки на вязальной машине. Готовые изделия она сдавала в артель. Ее здоровье было плохим, и отец настаивал на том, чтобы мать занималась только хозяйством и детьми. Тем более, что денег, которые зарабатывал отец, было достаточно. Иногда летом мать сдавала одну комнату людям, приезжавшим в наш город на отдых или на лечение. Кроме того, это был дополнительный доход для семьи.

Мои родители любили друг друга. Наша семья была дружной и счастливой. Отец был очень добрым, тактичным и мудрым. Мать была красивой женщиной и хорошей хозяйкой. Она была отличным поваром. Лучше всего она готовила традиционные еврейские блюда. Мать всегда готовила их на еврейские праздники. На Песах она пекла штрудели и готовила очень вкусные блюда из мацы. На Пурим она пекла хаманташен-пирожки треугольной формы с маком, изюмом и орехами. Мы наслаждались всеми этими блюдами, даже не подозревая, что они приготовлены к определенным еврейским праздникам. Мать сказала, что всему научит, когда мне это понадобится, но для меня в тот момент это было не важно. Она сказала, что я должен думать о школе.

Мои родители говорили дома между собой на идише. Ни меня, ни мою сестру не учили идишу. Родители считали, что у идиша нет будущего, и хотели, чтобы мы говорили по-русски без акцента. Слушая их разговоры, я постепенно стал понимать идиш, потом стал говорить на нем. Отец был религиозен. Над входной дверью была мезуза, и отец подходил к ней, чтобы помолиться. Он отметил субботу, и в пятницу вечером мать зажгла свечи. Еврейские праздники отмечались дома. Я не помню, ходил ли отец в синагогу. Я даже не помню, была ли в Бердянске синагога. Это были годы активной борьбы с религией в стране, поэтому все еврейские праздники тихо отмечались, чтобы другие об этом не знали. Более того, в Бердянске нас окружили русские.

Взросление

Я помню Бердянск из детства и юности. Это был цветущий южный город. Весной цвели акации, и их цветы распространяли аромат по всему городу. Перед нашим домом был небольшой земельный участок. Между ними были посажены акации и цветы. Клумбы были почти у каждого дома в Бердянске. Мы не сажали овощи. В этом не было смысла, так как они были очень доступны на рынке, к тому же стоили очень дешево. Помню украинский рынок: ворох арбузов, дынь, всевозможных яблок, слив, винограда и абрикосов. Крестьянки продавали домашнее масло на больших листьях лопуха, на которых были маленькие капельки росы.

Город был разделен на две части – нагорную и низменную. Население города было интернациональным: украинцы, русские, греки, евреи, немцы. Бердянские евреи не группировались, жили в разных частях города.

До Великой Отечественной войны Бердянск был небольшим городом. Крупных промышленных предприятий практически не было. Был один крупный приборостроительный или инструментальный завод «Черноморский» и обувная фабрика, где работал отец. Остальные предприятия представляли собой мелкотоварные артели и частные мастерские. В таких мастерских работало большинство евреев Бердянска.

В городе было несколько русских и украинских школ. Еврейских не было. В центре был театр и очень красивый парк. Там была летняя сцена. Летом к нам очень часто приезжали симфонические оркестры. Наша семья пошла туда послушать музыку. В городе были такси. машин не помню. В общем все было в шаговой доступности.

Летом население Бердянска резко увеличилось за счет наплыва туристов. Город может похвастаться своими пляжами. Азовское море мелкое и вода прогревается. На пляже был мелкий песок. Таким образом, эта курортная зона пришлась по вкусу мамам с маленькими детьми. Было много виноградников. Была курортная больница и грязелечение. Азовские грязи были целебными, и со всех уголков СССР в Бердянск съезжались люди, страдающие различными заболеваниями. Они купались в море с весны до глубокой осени. Мама всегда брала нас с сестрой на пляж. Когда мы выросли, мы пошли туда сами. Мы взяли хлеб с маслом, яблоками и виноградом и провели там много времени. Потом пришла зима и прибрежная часть побережья замерзла. Мы могли бы там кататься. Мы любили наш город. Было хорошо во все сезоны.

Мама была домохозяйкой, но мы с сестрой ходили в детский сад. Мать делала это, потому что нужно было, чтобы детишки были в коллективе. Я помню свою группу и воспитателя моего ребенка. Нам давали уроки, учили рисовать, лепить из пластилина. У нас были уроки музыки и физкультуры. Мать всегда следила, чтобы мы были опрятно одеты. Она также воспитывала в нас боевой дух. Нам нравилось разговаривать с отцом и слушать его рассказы. Отец воспитал в нас доброжелательное отношение к людям

Мы с сестрой помогали маме по дому. Во дворе был колодец, но вода в нем была солоноватая, как в бердянских колодцах. Он использовался для некоторых работ по дому, например, для мытья пола. Это было плохо для стирки и приготовления пищи. Нам приходилось брать пресную воду из водяного насоса, который был у нашего дома. Мы с сестрой должны были принести воду домой.

Мать хотела, чтобы я занимался музыкой. Они купили пианино, прежде чем я пошел в школу. В нашем доме жила женщина, пианистка. Во-первых, она была моим учителем музыки. Когда я подросла, мама нашла мне профессионального учителя. Мне очень понравились мои музыкальные занятия. Позже, когда у меня появилась собственная семья, я купил дочери фортепиано и научил ее играть на фортепиано. Никто из нас не стал пианистом.

Когда мне исполнилось 8 лет, я пошел в обязательную 8-летнюю украинскую школу. Выбор был оправдан тем, что он находился недалеко от нашего дома и никто не должен был забирать меня в/из школы. Все предметы преподавались на украинском языке. Я был хорошим учеником и держался подальше от неприятностей. Я учился в украинской школе 4 года, так что мой украинский был хорошим, и я мог читать украинские книги. После 4-го класса меня перевели в русскую школу, потому что она была 10-летней. Там украинский преподавали как один из предметов. Я до сих пор знаю украинский. Я был отличником в течение 10 школьных лет. У нас были замечательные учителя. Учителем математики был немец, он был очень одаренным математиком и учителем. Его фамилия была Герман. Он похвалил меня и сказал, что в будущем я стану хорошим ученым-математиком. Были и другие хорошие учителя. Больше всего мне нравилась литература. Я сочинял стихи. Они были размещены в школьной стенгазете. В городе была хорошая Всесоюзная пионерская организация [8]. Там было много коллективов: радио, литературные кружки, джазовая студия. Все школьники ходили туда после школы. Пару лет меня записали в литературный кружок. У меня было безоблачное детство. Я был большим патриотом, активным пионером, а впоследствии комсомольцем [9].]. Я участвовал в демонстрациях во время советских праздников. Мы отмечали их и в школе, и дома. Они были для нас радостными и долгожданными. Я и мои ровесники были заядлыми читателями книг о революции. Герои этих книг принимали участие в революции и гражданской войне [10]. Они были для нас кумирами. Мы обожали популярную в то время группу и ее лидера – певца Леонида Утёсова. Мы могли бы слушать их по радио часами. Помню еще популярный фильм о счастливой жизни простых рабочих в СССР «Веселые ребята», где Утёсов сыграл свою роль. До войны я не чувствовал антисемитизма. Я думаю, что его не существовало. Среди моих друзей были евреи и неевреи. Меня совершенно не волновала национальность.

Меня дома звали Баей. Это уменьшительное от Батшева. Когда я пришла в школу, меня там звали Белла. В 16 лет я пришла за паспортом, и дама вписала в мой документ имя Берта.

Я закончил школу с отличием и имел право поступить в институт без предварительных вступительных экзаменов. Я хотел поступить на биологический факультет Московского университета [М. Московский государственный университет им. В. Ломоносова, лучший вуз Советского Союза, хорошо известный и за рубежом своим высоким уровнем образования и научных исследований. Меня вдохновила известный физиолог Лина Штерн [11]. Я много читал и слышал о ней. Я тоже решил стать физиологом. Ни я, ни мои родители не обратили внимания на мое обращение к литературе. Считалось, что должна быть какая-то профессия, а литература должна быть оставлена ​​для досуга. Мне казалось, что впереди меня ждет блестящее будущее – учеба в Москве, но меня ждало другое.

В середине 1930-х годов мать все чаще и чаще болела. Врач не мог найти, что с ней. Потом поняли, что у нее проблемы с почками. Мать не спала, а отец повез ее в Запорожье, где врачи были более опытными. У матери, должно быть, был сердечный приступ, потому что она была без сознания в последние дни своей жизни. После вскрытия выяснилось, что у нее были рубцы на почках. Мать умерла в начале лета 1940 года в возрасте 39 лет. Похоронена на еврейском кладбище в Бердянске. Во время немецкой оккупации кладбище было опустошено, и мы не смогли найти могилу матери.

Я разослал письма в несколько вузов с просьбой предоставить мне комнату в общежитии. Я отправил письмо в Московский и Ленинградский университеты и в Московский институт физиологии, возглавляемый академиком Линой Штерн. Я был уверен, что это учебное заведение, а оказалось, что научно-исследовательское. Меня готовы были принять в Москве, но не смогли предоставить общежитие. Насчет Ленинграда писали, что предоставят комнату в общежитии. В Ленинграде у меня не было ни родственников, ни знакомых, но были родственники в Москве – семья брата отца – Маркуса. Потом я получил письмо из Московского института стали и сплавов, где указывалось, что я принят и будет обеспечен общежитием. Об этом институте мне рассказала Рива, жена Маркуса. Она окончила его. Она приезжала к нам летом и рассказывала об этом институте. Я подумал, что инженеры востребованы в нашей стране и решил поступать в институт. 19 августа39 Я уехал в Москву. Меня приняли в институт и дали комнату в общежитии. Общежитие располагалось в очень интересном месте под названием «дом-коммуна». Это было длинное 7-этажное здание на подпорках. Стены, состоящие из деревянных досок, внизу были длиной один метр, над ними было опаловое стекло. В здании не было общих комнат, только отдельные кабинки. Места не хватало, но все же у каждого ученика было отдельное место с кроватью и столом. Я был глубоко погружен в учебу и общественную жизнь института. Студенты были разных национальностей, национальной дискриминации не было. Никакого антисемитизма я не почувствовал. Моя жизнь стала очень интересной. Новые приятели, институт, общаги… Ходил с приятелями в музеи и театры. Впервые в жизни я был в Большом театре [12]. Я видел балет «Лебединое озеро» П. Чайковского [13]. Я был восхищен. Потом я попытался накопить немного денег на стипендию, чтобы поступить в Большой театр.

В первые годы учебы в институте я познакомилась с будущим мужем Семеном Гореликом. Симеон тоже был новичком. Он родился в Мариуполе [Украина, около 500 км от Киева] в 1911 году. Его отец Самуил Горелик и мать Роза жили в Мариуполе. Младшая сестра Симеона Циля, 1915 года рождения, жила в Москве. Окончила Московский институт иностранных языков и работала переводчиком. После этого ее перевели в Московский педагогический институт имени Ленина [14]. Там она защитила диссертацию по языкознанию и работала преподавателем. Семен учился в нашем институте на старших курсах и часто бывал в этом общежитии. Мы встретились там. Должно быть, мы сразу понравились друг другу и решили встречаться.

Во время войны

Когда я жил в Бердянске, я предчувствовал скорую войну, и не я один так думал. Это было время беспокойства. Отец увлекался политикой. Он читал пару газет в день. Наш сосед Ершов, сапожник и отец, любил обсуждать прочитанное. Вечером к нам пришел Ершов и завел с отцом непрекращающиеся споры, сопровождавшиеся сильными эмоциями. В то время я не слушал их разговоров, я только слышал, что они громко говорили и упоминали такие тревожные слова, как «война», «Гитлер», «Европа». Когда я уезжал в Москву, отца и его бумаг рядом со мной не было, поэтому чувство тревоги ушло и мне не казалось, что война будет развязана раньше скорого времени.

Беда пришла неожиданно. Был выходной день, 22 июня 1941 года. Занятий в институте у нас не было. Вдруг секретарь комитета комсомола [прим. ред.: комсомольские отряды существовали на всех учебных и промышленных предприятиях. Их возглавляли комсомольские комитеты, занимавшиеся организационной работой] пришли в общежитие и объявили, что война развязана и все студенты должны срочно прибыть в институт. Мы прошли в актовый зал и стали слушать выступление министра иностранных дел В. Молотова [15], сообщившего о неожиданном нападении фашистской Германии. Жизнь резко изменилась.

Мы уже сдали экзамены и должны были ехать в Донецкую область Украины [около 1000 км. на юг от Москвы] для прохождения практики. В первые дни войны немцы стремительно продвигались на восток страны, и ректор отменил практику. Мы решили работать на заводе, производившем протезы. Это было недалеко от нашего общежития. Это была тяжелая и опасная работа. Через месяц после начала войны немцы начали бомбить Москву. По радио объявили воздушную тревогу, и население было вынуждено спуститься в бомбоубежища, расположенные в специально переоборудованных подвалах домов. У нас было такое убежище в подвале нашего общежития. Ощутимо немецкие самолеты бомбили наш район по той причине, что там было много крупных заводов. Однажды бомба попала в наше общежитие. Поднявшись, мы увидели бардак. Все стеклянные перегородки упали и разбились вдребезги. Мы шли по разбитому стеклу к своим кабинкам. Затем разделы были восстановлены. Они были сделаны из фанеры.

В институте было объявлено об эвакуации. Нам сказали, что мы должны собрать только необходимые вещи и отнести их в институт. Я позвонил Семену Горелику и сказал, что уезжаю из Москвы. Эвакуированы были только младшие курсы. Старшеклассникам пришлось на некоторое время остаться в Москве. Симеон должен был остаться. Я не знал своего будущего адреса, поэтому мы договорились, что я напишу ему, как только приеду. 16 октября мы – студенты 2 и 3 курсов, собрались институтом и шли колоннами из Москвы. Несколько учителей шли во главе нашей колонны. Дисциплина была суровая. Мы направлялись в сторону Владимира [175 км к востоку от Москвы]. Мы ночевали в разрушенных школах. Я не помню, что мы ели. Должно быть, мы купили кое-что в деревнях. Мы прошли около 150 км на восток от Москвы. Мы шли и по шоссе, и по проселочным дорожкам. Мы были легко одеты, но становилось холодно. Нам также разрешили нажимать на проезжающие машины и просить подвезти. Конечно, не всем удалось поехать на машине, поэтому нам сказали ехать в Горький [примерно 320 км к востоку от Москвы] (нынешний Нижний Новгород) и в определенный день ехать в индустриальный институт.

Нам с одной девушкой удалось сесть в машину, оборудованную радиостанцией. Может быть, это было простое совпадение, но через год я работал с той же радиостанцией в строках. Машина довезла нас до Горького. Мы пошли в институт и встретились с нашими товарищами. Потом нас повезли на вокзал. Мы сели в машины и поехали в Сталинск [примерно 3200 км к востоку от Москвы]. Сейчас город называется Новокузнецк. Это была долгая поездка. Во-первых, это было далеко, а во-вторых, поезд не следовал расписанию и делал частые остановки. Мы спали на нарах — мальчики и девочки вперемешку. Около двух недель мы добирались до Сталинска. Когда мы приехали туда, температура была -30°С, но теплых вещей у нас не было. На мне было весеннее пальто и модные в то время высокие резиновые галоши на полых каблуках. Чтобы каблуки не портились, я вставила в них босоножки на каблуке. У меня были с собой деньги, но их не хватило на покупку теплой одежды.

По приезду написал письма Симеону и отцу. Я не получил ответа от Симеона. Мы долго не выходили на связь. Когда мы встретились после войны, он сказал, что ему дали работу в райкоме партии. Затем был назначен инструктором в отделы оборонной промышленности Московским горкомом партии. Семен отвечал за эвакуацию предприятий оборонной промышленности, снабжение вооружением и боеприпасами. Его работа была очень напряженной. Он часто выезжал в тыл фронта, в места расположения эвакуированных заводов. Он редко бывал дома, поэтому не получил моего письма. Отец ответил мне сразу. Я отправил письмо на имя отца в Бугуруслан, где находилась справочная по эвакуированным. Они возмущены письмом к моему отцу. В начале войны, когда немцы подходили к Бердянску, отец забрал мою сестру, и они направились в Баку (Азербайджан) [около 19 г.20 км к юго-востоку от Москвы], куда эвакуировали семью его сестры Рены и некоторых других родственников. Они дошли до Дербента [около 950 км к юго-востоку от Москвы] и дальше их не пустили. Я не знаю, почему это произошло так. Вероятно, беглецов на Кавказе было слишком много, и поэтому их оставили в Дербенте. Из письма отца я узнал, что Блюма, жена старшего сына Рены Самуэля, не покидала Бердянска. Она и двое ее детей были расстреляны немцами. В присутствии Блюмы сначала расстреляли детей, потом убили ее. Были случаи, когда немцы, пришедшие из Бердянска, были на стороне фашистов и выдавали евреев. Когда закончилась Великая Отечественная война, я вспомнил, что до войны были немцы-нищие или одетые как бродяги. Они заходили в дома и просили милостыню и называли какие-то немецкие имена, спрашивая, живут ли они там. Немцев в городе было много, так как в XVIII веке в Бердянске была крупная немецкая колония и потомки этих колонистов[16] остались в городе. Когда началась война, я понял, что эти люди искали в городе немцев для установления контактов. Должно быть, это были немецкие шпионы. Когда началась Великая Отечественная война, наш сосед из Бердянска написал, что к нам в квартиру пришла немка и забрала всю нашу мебель и вещи. У нас была неплохая по тем временам мебель и фортепиано. Я знал эту немку. Жила в Бердянске. Вообще бердянские немцы вели себя по-разному. В моем классе была одна немка. Когда немцы отступили из Бердянска, она с семьей ушла с ними. Наш школьный учитель математики Герман ушел на фронт добровольцем. Служил в Красной Армии.

Сначала отцу и сестре пришлось нелегко – в неотапливаемой комнате с обледенелыми стенами. Отец устроился медсестрой в больницу, а сестра училась в школе. Потом отец работал в больницах во вспомогательном персонале. Когда война подходила к концу, он был заместителем главного врача по управлению. Отец был очень умным, ответственным и активным человеком. Когда он узнал мой адрес, то успел прислать мне валенки [прим. ред.: теплые русские валенки], которые были очень кстати. Мне сейчас было легче.

Муниципальные власти выделили нашему институту два помещения – одно для занятий и другое под общежитие. Общежитие было совсем рядом с институтом, что немного спасло нас от сильных морозов. Условия жизни усложняли нам жизнь. Мы жили на втором этаже и туалеты были на улице. Это было не очень удобно, особенно ночью или рано утром. Когда мы вставали с постели, нам приходилось надевать рубашку или пальто, валенки и бежать на улицу. Но мы понимали, что время военное и наши удобства не самое главное.

Учеба в Сталинске шла своим чередом. Вместе с нами были эвакуированы почти все наши учителя. Наш комитет комсомола при институте тоже работал. Вышла стенгазета. Были проблемы с питанием. У нас есть продуктовые карточки [17]. Нам приходилось вставать ночью, чтобы отстоять свою очередь, а затем провести там целый день, чтобы получить продукты. Мы, студенты, составили список. Несколько человек стояли в очереди по очереди и затем получали продукты для всех по карточкам. Продукты не были разнообразными, хотя мы не голодали и ели все, что можно было достать, т.е. суп из селедки не очень вкусный, но мы его с удовольствием съели. Кроме того, нас кормили в институтской столовой, но часть продуктовых карточек мы отдавали туда. Нам выплачивали стипендию. Мы занимались общественной работой. Мы работали от одного дома к другому и читали местные свежие новости. Это было тяжело с моральной точки зрения, потому что в большинстве семей мужчины стояли в очередях и не получали от них писем. Мы рассказывали о том, что происходит на фронте, но новости не были утешительными – все понимали, что это опасно. Итак, я закончил второй курс института. Я был довольно прилежным и хорошо справлялся.

Мы читали газеты, слушали радио и узнавали, что происходит в очередях. У нас было ощущение, что мы живем в тылу, а люди дерутся в строю. Я понимал, что не должен так жить, и мои друзья чувствовали то же самое. Мы были патриотами. Когда объявили набор девушек, перед ежегодными экзаменами на 2 курс мы с парой девушек написали заявление в военкомат с просьбой забрать нас в действующую армию. Во-первых, нас не позвали. Мы думали, что ректор института договорился с военкоматом, чтобы экзамены не срывались. Когда мы сдали экзамены 19 мая42 нас пригласил военкомат. Помню, я просил в заявлении освоить какую-то военную профессию. Нам предстояло пройти довольно жесткое медицинское обследование – токарная центрифуга и всевозможные другие анализы. Я легко прошел все эти испытания. Из 10 подавших заявки отобрали только 5 девушек. Нас приняли в школу младших авиаспециалистов №66, расположенную в окрестностях Новосибирска [примерно 2800 км к востоку от Москвы]. Туда же поступила и моя сокурсница Светлана Кирьянова. Ранее в школе готовили авиационных радистов/стрелков. Наша команда состояла только из женщин. Нам сказали, что мы будем радистами, но работать будем не на самолетах, а на аэродромах. Мы должны были работать с самолетами, штабами авиации и вообще с авиацией. Нас готовили полтора года. Нас учили высококвалифицированные офицеры. Это был первый курс, состоящий из девушек, и офицеры были очень тактичны по отношению к нам. Помню нашего фельдфебеля, который краснел, когда раздавал наши вещи.

Мы жили в казарме. Нары были двухъярусные, и люди спали на обоих ярусах. У нас была серьезная военная подготовка. Помимо обучения работе на радио, азбуке Морзе и радиоустройствам, у нас была и физическая подготовка. Были организованы учебные тревоги, в основном в ночное время. Пришлось за 2 минуты одеться и взять с собой необходимые вещи – противогаз, рюкзак, свернутое пальто, а потом накинуть одно через плечо. Потом нам пришлось пройти пару километров ночью, в любую погоду. У всех была удобная военная форма, она была приспособлена даже для женщин. Есть высокие сапоги, юбки и куртки нужных размеров. Сначала мы носили юбки, а зимой нам выдавали теплые стеганые штаны.

Летом всю нашу школу отправили помогать фермерам. Мы жили в большой армейской палатке. Мы встали с восходом солнца. Офицерские жены работали с нами и помогали нам по хозяйству. Мы были невеждами в сельскохозяйственных работах. Нам дали косы, и мы косили. Нам даже пришлось складывать. Нам с другом сказали взять телегу, поехать через поле, собрать снопы и отнести их к стогу сена. Мужчины сложили их вместе в стог. Конечно, мы, городские девушки, не умели вести лошадь. Он довел нас до леса и остановился. Мы решили, что он остановился, потому что почувствовал приближение волков. Я остался в телеге, а мой спутник вернулся в деревню. Через час она вернулась с крестьянином, который посмотрел на уздечку и сказал, что лошадь неправильно запряжена.

В октябре 1942 года мы закончили школу и я получил звание сержанта. Еще пять человек и меня отправили на фронт на место под Малоярославец Калужской области [около 115 км на юго-запад от Москвы]. У всех нас были разные направления. Пришлось расстаться со своей однокурсницей Светланой Кирьяновой, с которой меня приняли в училище. Меня отправили на западный фронт, а Светлану на восточный. Через много лет мы встретились в школе случайно, на выпускном вечере наших детей: мой сын и ее дочь учились в одной школе. Мы были так счастливы видеть друг друга, и наша дружба восстановилась.

Один из школьных офицеров сопровождал нас в Москву по дороге на линии. Я была студенткой, закончила второй курс института, но были девушки моложе меня. Поэтому я руководила группой из 5 девушек. Пришлось отвезти их в Малоярославец, в поддержку аэродромного батальона, где мы должны были служить. Мы поехали в Новосибирск на легковой машине. Это был октябрь 1942 года. Женщины торговали молоком на станциях. Оно было в замороженных кольцах. Мы поменяли свою гражданскую одежду на эти молочные кольца. Потом мы приехали в Москву Киевский вокзал [В Москве девять главных вокзалов. Станции названы по маршрутам движения поездов: с Ярославского вокзала поезда отправляются в Ярославском направлении, с Белорусского вокзала – в направлении Белоруссии, с Киевского вокзала – в Киев и т. д.]. Офицер, который нас сопровождал, ушел, а я стал лидером группы. Мы поехали в Малоярославец поездом. Мы вышли из поезда поздно ночью. Мы не знали, куда идти. Малоярославец был полностью разрушен, но немцев там не было. Нам объяснили, как добраться до аэродрома, и мы направились туда в кромешной тьме, временами сбиваясь с пути. Мы не были уверены, что движемся в правильном направлении. Мы долго шли и наконец увидели свет и услышали чей-то крик: «Стой! Кто ты?”. Оказалось, что мы вышли в центр аэродрома и оказались прямо у самолетов. Нас отвели в землянку, где сидели офицеры. Землянка освещалась керосиновой лампой: масло и фитиль находились в корпусе патрона. Мы представились и показали документы. Нас провели в землянку, где можно было переночевать, и велели приходить на радиостанцию. Мы начали работать на радиостанции. Это была мощная радиостанция, установленная в крытом грузовике. Она называлась боевой радиостанцией. Наша работа заключалась в том, чтобы услышать сигналы через наушники в хаосе звуков, ответить, соединиться с ищущей нас радиостанцией и записать сообщение. Для этого было необходимо хорошее знание азбуки Морзе. Мы действительно знали это очень хорошо. Мы работали посменно, в каждую входили начальник радиостанции, механик и три радиста. Нас называли радиотелеграфистами (кодовыми операторами). Большинство радистов были девочки, но были и мальчики, но очень мало. Радиостанции всегда базировались на краю аэродрома. Я должен был быть замаскирован. Батальон состоял из разведчиков, телефонисток и кодировщиков. Там был повар и другой вспомогательный персонал. На новой позиции (мы постоянно двигались на запад) мы знали конкретное место, где должны были обосноваться. Разведчики должны были прибыть к месту передислокации, чтобы найти определенное место. К тому же, если нам приходилось ночевать в землянках, нам делали нары или ставили палатки.

Работали на полевых аэродромах. Они базировались не на самом переднем крае, а близко к нему. Мы всегда находились на аэродроме и работали с самолетами, взлетающими с аэродрома. Они передавали сообщения во время разведки или боя. Мы взяли сообщения и отправили их в штаб нашего батальона. Когда мы работали со штабом, все радисты работали с азбукой Морзе, а когда мы работали с истребителями или штурмовиками, мы отправляли голосовые сообщения. У пилотов этих самолетов на шлемах были микрофоны-ожерелья. Вот почему они не использовали азбуку Морзе. Сложнее всего было работать с бомбардирами, так как там были высококвалифицированные радисты, которые лучше нас знали азбуку Морзе и передавали сообщения с большой скоростью. Наша работа была очень ответственной. Если кодовый оператор не смог правильно воспринять сообщение, расшифровать его, когда оно попадало в спецотдел, было практически невозможно. Если такое случалось, вызывали кодового оператора, принявшего сообщение, так как он знал, где допустил ошибку.

Батальон аэродромного обеспечения обслуживал авиаполки, совершавшие посадку или взлет с аэродромов. Мы не были прикреплены ни к какому постоянному авиационному полку. Некоторое время полки располагались на одном аэродроме, затем выдвигались и передислоцировались на другие аэродромы. Наш батальон стоял на одном и том же аэродроме и обслуживал другие полки.

Подразделы изменены. Мы двигались на запад. Начали из Малоярославца, потом двинулись в Смоленск [примерно 400 км западнее Москвы]. Нам разрешили пойти в баню под Смоленском. Мы были на холме и недалеко от нас была баня. У горы была река. Мы набрали воды там, предвкушая хорошую ванну. Едва мы начали купаться, как объявили воздушную тревогу. Нам не удалось принять ванну. Жаль, это была моя первая и последняя баня в настоящей деревянной русской бане.

Девушек в полку было немало: помимо радисток были телефонистки, штатские и повара. Условия жизни были тяжелыми для девушек. Бюстгальтеров нам не давали и мы их шили из портянок. Использовал портянки по прямому назначению только в военном училище. У нас были майки из бязи и кальсоны (к ним я не могла привыкнуть). В целом форма у нас была неплохая. Я не могу сказать, что мы не смогли пройти мимо.

Для непрерывной работы радиостанции приходилось заряжать аккумуляторы. Я не знал, как это сделать, так как мне никто не объяснял, и я взял голыми руками. У меня воспалились руки, но мне приходилось все время работать. Довольно часто приходилось возвращаться с дежурства ночью и было страшно. Не было огней, чтобы найти мой путь. Иногда я ходил, прощупывая телефонный кабель, и у меня за спиной была винтовка. Я должен был использовать его, если кто-то напал на меня. Это было ужасно. Темная ночь и я, маленькая девочка с огромной тяжелой винтовкой. Пришлось перебороть страх и добраться до подразделения, не показывая, что мне страшно.

Мы ночевали в заброшенных домах, которые нашли для нас разведчики, в палатках или землянках. Мы часто использовали готовые блиндажи, не зная, кто их оставил – немцы или наши солдаты. Иногда зимой блиндажи были так занесены снегом, что мы не могли открыть дверь. У нас были двухъярусные нары в землянках. Мы спали и на верхнем, и на нижнем ярусах. В нашей части были дежурные. Однажды зимой я дежурил у реки, простудился и сильно заболел. Я думал, что умру. Все ушли на работу, а я один остался лежать на нарах и ждать смерти. Мой молодой организм справился с болезнью, и я вылечился теплым чаем и хорошим уходом. Так что я даже в больницу не пошла.

Пилоты жили отдельно от обслуживающего персонала аэродрома, но мы по разным поводам созванивались. Мы разговаривали с ними и мечтали, что будем делать после войны. Позднее, когда мы получили сообщения от пилота, с которым накануне разговаривали. Пилот или штурман сказал в свой ошейный микрофон, что идет бой над каким-то городом и вдруг нет связи и полная тишина. Вот оно. Это означало, что его разоблачили. Они не попрощались, я понял, что произошло. Трудно сказать, сколько наших самолетов было сбито немцами. Я много думаю. Когда мы двинулись на запад, было сбито меньше наших самолетов по сравнению с прошлым разом.

Зимой приходилось очищать взлетно-посадочную полосу аэродрома ото льда и снега. Мужчины ломали лед, а девушки грузили этот лед на грузовики. Это была тяжелая работа. Утром мы работали довольно быстро, а потом еле поднимали тяжелые лопаты.

Немецкие самолеты часто совершали налеты на аэродром. Бомбардировок частых не было, так как авиационные орудия на аэродромах отражали налеты немецкой авиации. Правда, иногда немецкие самолеты прорывались. Мы были рядом с аэродромом, и радиостанцию ​​всегда нужно было маскировать. Немцы охотились за нашими аэродромами и запросто могли разбить радиостанцию. Летом трудно было замаскировать станцию. Он был расположен в каких-то кустах. Зимой тоже было тяжело, приходилось накрывать станцию ​​белой тканью.

Меня окружала молодежь, в основном 20-летние парни и девушки. Те, кому было за 30, казались нам старыми. В свободное время мы устраивали конкурсы самодеятельности, где пели, читали стихи, рассказывали анекдоты: молодежь… У нас был очень хороший политрук [18]. В то время он мне казался пожилым, ему было 40. Он планировал самодеятельность. К нам приходили актеры, супруги. Муж играл на музыкальном инструменте, а жена пела. Они также принимали участие в наших концертах. Я сочинял стихи, даже посылал их в газету первой воздушной армии «Сталинский летчик». Меня направили на собрание молодых поэтов и прозаиков, организованное газетой «Сталинский летчик». Это случилось на каком-то другом аэродроме, и наше командование дало мне самолет «У-2», чтобы туда добраться. Я помню, что к празднику 7 ноября [19] наш политрук велел мне написать стихотворение, чтобы хор пел его, а люди читали. Я написал стихотворение о Сталине и Ленине. Кроме того, у нас были политические занятия. Мы выпускали боевые листовки. У нас также были танцевальные вечеринки. Те, кто не был на дежурстве, пришли танцевать. Были и ухаживания, и флирт, и любовь. Парни считали меня чистой девушкой. Однажды девушки начали курить, так как волновались в ожидании облавы. Раньше я никогда не курил и решил попробовать. Я попросил одну из девушек дать мне сигарету. Рядом стоял украинский солдат. Он был старше меня, лет 30. Он сказал мне бросить сигарету. Он также сказал, что я не должна курить, так как я такая красивая и сигарета мне не к лицу. Так что это был последний раз, когда я курил.

Мы направлялись на запад. Это было время, когда наши войска шли в атаку. Мы остались в Литве на некоторое время. Потом мы прошли через Польшу, а потом пришли в Восточную Пруссию. Наша работа осложнялась тем, что есть такие города, о которых мы не знали, и нам все равно приходилось посылать сообщения. При общении с пилотами нам всегда приходилось просить повторить название местных городов. Конечно, пилоты иногда раздражались, ведь для них дорога была каждая секунда. Были случаи, когда не мог толком уловить названия. Было проще, когда навигатор дал мне карту, чтобы я мог узнать названия городов. Однажды мне сделали выговор. Пришлось заменить заболевшего телефониста, и меня отправили работать на коммутатор. Я не знал, как работать на этом оборудовании, и мне никто не показывал. Внезапно командир батальона попросил соединить его с кем-нибудь. Я начал лихорадочно пихать заглушки в штекерные отверстия, но сделал это неправильно. Он спросил, кто работает на распределительном щите, и дал мне 10 дней дополнительных дежурств.

В Западной и Восточной Пруссии было опасно. Наши войска громили немцев, освобождали населенные пункты, но немецкие части находились в строю, периодически нападая на наши воинские части и устраивая стычки. За полтора года до окончания войны я попал в эпицентр одной из таких стычек. Меня ранили в руку и отправили в полевой госпиталь. Тем временем мой батальон был передислоцирован. Моя рука зажила, и в марте меня выписали из больницы. Поскольку никто не знал, где находится мой батальон, мне предложили перевестись в формирующийся резервный полк. Этот запасной женский полк должен был направиться на восток, а не на запад. Я не мог понять. Я все время был в строю и должен был уйти в тыл на восток, не увидев победы. Не знаю, правда ли это, но сказали, что в резервном полку должны будут пройти курсы трактористов. Впервые за время моего фронтового опыта я не подчинился. Я отдал свои документы командиру формирующегося полка и пошел в обратном направлении – на запад. Я шел с рюкзаком, без документов. У меня была идея, куда идти. Когда я лежал в госпитале, в госпиталь приезжали командиры танкового отделения. Отряд расположился недалеко от него. Я знал, что в танковом отделении есть радисты. Я шел по дороге и читал знаки наших отрядов. На вывеске было написано: «Управление – и фамилия командира отряда». Наши машины ездили туда-сюда по дорогам Восточной Пруссии. Наши солдаты шли по дороге. Наконец я добрался до танкового отделения. Я подошел к командиру и попросил его помочь мне добраться до моей части или оставить меня в своем отделении. Меня проверял особый отдел [отвечающий за проверку политической благонадежности военнослужащих. Во всех гражданских учреждениях, воинских частях и тюрьмах были особые отделы, а потом меня оставили в танковом отряде радистом. У танкистов была другая радиостанция – переносная. Его не устанавливали на крытый грузовик, как это было у летчиков. Эту радиостанцию ​​было легко собрать и носить с собой. Работали как ключом, так и азбукой Морзе. Я отправился в Кенигсберг [20] с этим танковым отрядом. Когда мы добрались до Кенигсберга, снег уже растаял. На земле валялись трупы наших солдат. Они лежали в такой позе, что смотрели на смерть. Кенигсберг был взят, когда шел снег и трупы были засыпаны снегом. Весной снег растаял. Это определенно была ужасная сцена.

Я и другие девушки-радистки жили в домах, оставленных жителями Кенигсберга. Нас хорошо кормили. Пищу готовила полевая кухня. Я даже выпил на фронте граммов 100 водки (мне давали в пайке), но ни разу не напился.

Я ладил со своими однополчанами. Должен сказать, что всех нас объединяло сильное патриотическое чувство на линиях. Мы знали, что страна в большой опасности. Патриотизм, любовь к Родине и чувство долга были для нас не просто словами, каждое из этих понятий мы чувствовали в своей душе. Не было национальной дискриминации. Мы должны были думать о других вещах в то время.

Мы жили и работали в городе Кенигсберге, когда он еще не был полностью захвачен. Сначала мы остановились в подвале дома. Мы не видели, что происходит наверху, так как остались в подвале у радиостанций. Когда мы вышли на улицу, то увидели столпотворение. Шла сильная артиллерийская стрельба из разного оружия. Был страшный грохот и густой туман. Немцы отчаянно дрались. В Кенигсберге было несколько крепких цитаделей. Наша артиллерия должна была сокрушить стены этих крепостей, прежде чем взять их. Только тогда можно было взять Кенигсберг. Танкисты были совершенно измотаны и черны от копоти после боя. Я был с ними на связи и посылал сообщения в штаб по радио. Командир штаба был рядом со мной и принимал сообщения, где танки, и указывал направление движения танков. Мне было намного сложнее, чем работать с пилотами. Это был передний край. Половина из трех четвертей Кенигсберга была взята немцами. Кроме того, наши самолеты бомбили военные объекты и коммуникации, а американцы и англичане устраивали ковровые бомбардировки городов, которые мы должны были взять после победы. Они разбили город Дрезден и так же бомбили Кенигсберг.

Война для нас не закончилась после взятия Кенигсберга. Нашему отряду было приказано освободить порт Пилау (ныне Балтийск) [примерно 1000 км западнее Москвы]. Это была историческая цитадель. Имелись огромные морские орудия. В Пилау находился немецкий танковый полк, несколько пехотных отделений. Вскоре они начали нападать и даже взяли много пленных. Было много боев и штурмов. Особенно мне запомнился один жестокий бой. Это называлось «десантники на броне». Танкисты находились внутри на танке, а пехотинцы на броне. Нам приходилось поддерживать непрерывную связь, чтобы знать местонахождение танков и периодически сообщать им направления. Порт Пилау был взят нашими войсками. Освободив его, мы получили приказ возвращаться в Кенигсберг. На пути к Кенигсбергу некоторые немецкие отряды еще сопротивлялись, и мы попали в перестрелку. Нам приказали выйти из машин, лечь и переодеться. Перед нами была «Катюша». [примечание редактора: 82-мм БМ-8 и 132-мм БМ-13 9Реактивные установки 0016 Катюша были построены и использовались Советским Союзом во время Второй мировой войны. Это неофициальное, но сразу узнаваемое в Красной Армии название пусковая установка получила по названию русской песни военных лет «Катюша». ] Эта пушка «Катюша» работала. Я даже не могу выразить это словами. Был такой грохот, что трудно было разобрать, от нас ли снаряды или от немцев. Операция по взятию Кенигсберга длилась с 6 по 9 или 10 апреля.

Мне не приходилось связываться с местным населением, но я часто ловил на себе злобные исподтишка. Однажды я завел разговор с одной молодой немецкой дамой. Она сказала, что ее изнасиловали наши солдаты.

Когда я был на фронте, то переписывался с отцом. Он сохранил мои письма. Я не стал подробно писать о своей работе, так как нам запретили писать о нашей работе и местоположении. Я просто написал, что мы наступаем и перемещаемся в другое место. Я тоже написал о своих ощущениях. Отец не знал, где я, он знал только номер моей полевой почты.

Мы чувствовали, что война подходит к концу. Однажды ночью мы услышали стрельбу, когда спали в палатке у дам-радисток. Мы выскочили наружу и увидели, что наши танкисты стреляют в воздух из всего имеющегося у них оружия. Они праздновали День Победы. Мы были переполнены радостью. Весь гарнизон был на параде.

Получил награды по окончании войны. У меня их было не так уж и много. Награжден медалью «За отвагу» [21], медалью «За освобождение Кенигсберга» [Учрежден 9 июня, 1945 г. Медалью награждались все военнослужащие, принимавшие непосредственное участие во взятии Кенингсбурга, а также офицеры, руководившие операциями. Награждено более 752 тысяч медалей]. После войны получил юбилейные медали, посвященные празднованию даты Победы орденом Великой Отечественной войны I степени[22].

После победы я ненадолго задержался в Кенигсберге. Там был партийный комитет, и мне поручили его возглавить. Я стал кандидатом партии на фронте, а когда вернулся домой, стал членом партии. В июле меня демобилизовали. Препятствий для моей демобилизации не было, так как я был добровольцем и не должен был служить в армии. После демобилизации поехал к отцу в Дербент.

Когда отец жил в Дербенте, он женился на русской женщине Анне Торгашевой, которая работала врачом в больнице, где работал отец. Анна была очень хорошей женщиной – доброй и заботливой. Моя младшая сестра еще ходила в школу. Они жили у Анны. Я был очень рад видеть своих родственников, но я не собирался оставаться с ними. Я хотел вернуться в свой институт. В военкомате в Дербернте мне выдали справку о том, что я не военнообязанным. Потом мне выдали паспорт с данными из этого сертификата. Я уехал в Москву и к началу учебного года восстановил учебу в институте. Приехав в Москву, я заболел малярией. Должно быть, я поймал его в Дагестане. Брат отца Маркус пригласил меня к себе, и я жила у него, пока не поправилась. Я не мог оставаться с ними постоянно, потому что Маркус, его жена Рива и два сына Рафаэль и Мозес жили в каморке в коммуналке [23]. Потом я восстановился и возобновил учебу в Гет институте. Меня зачислили на 3-й курс и перевели в общежитие, где я жил до войны. Потом я снова заболел. У меня была острая боль в животе, и мой сосед по комнате отвез меня в больницу. Случайно я встретил Семена Горелика, которого знал до войны. Я сказал, что вернулся в институт, но сейчас должен быть госпитализирован. Он сразу приехал в больницу. Мы впервые встретились после войны и больше никогда не расставались. 2 декабря 19 г.45 мы поженились. В то время Семен работал в Московском комитете партии. После 1945 г. он решил оставить службу в партии и заняться научной деятельностью. Вышел из Московского комитета партии и поступил в аспирантуру Института стали и сплавов. Он писал кандидатскую диссертацию 2 года, хотя обычно на это уходило 3 года. Вообще он был одаренным человеком. Затем защитил докторскую диссертацию [советские/российские докторские степени] [24]. Всю свою жизнь Семен проработал в Институте стали и сплавов. Ему было присвоено звание профессора и заслуженного ученого. В 1944 г. награжден орденом Красного Знамени [25]. Симеон до сих пор работает в этом институте.

У Семена была комната в коммуналке. Когда мы поженились, я ушла из общежития и переехала к Симеону. До войны его родители жили в Мариуполе [около 960 км к югу от Москвы. Во время войны эвакуировались и переехали к Симеону в Москву. В 1945 году сестра Гена, окончив школу, приехала в Москву. Поступила в Московский институт мясной и молочной промышленности. Она жила с нами во время учебы. По окончании обучения получила специальность врача-диетолога. Она вернулась в Дербент. Там она вышла замуж за очень хорошего и талантливого человека Давлетханова, лезгина. Давлетханов в свое время стал крупным менеджером областного масштаба. Был заместителем председателя Совета министров Дагестана. После замужества моя сестра с семьей жила в Махачкале [около 1600 км к югу от Москвы]. Сестра работала в столовых и ресторанах диетологом. У сестры было двое детей: старшая дочь Алла и младший сын Энвер. Алла закончила строительный институт в Москве. Вышла замуж за еврея из Махачкалы. Через пару лет защитила кандидатскую диссертацию в Московском строительном институте. Через пару лет в конце 1970-х она родила дочь и сына. Потом ее семья уехала в Израиль. Они с мужем там работали. Ее муж работал в американской компании. Затем ему предложили работу в той же компании в США. Алла, ее муж и младший сын переехали в США. Дочь осталась в Израиле. В настоящее время она учится в Иерусалимском университете. Гена не хотел иммигрировать ни в Израиль, ни в Америку. Она осталась в Махачкале. Умерла в 1998 году. Сильно болела сахарным диабетом, поэтому плохо себя чувствовала. Сестру похоронили в Махачкале, на городском кладбище. Ее муж умер за год до этого. Их сын Энвер живет в Махачкале со своей семьей.

В 1946 году у меня родился сын Евгений. Я все еще учился и писал диплом. Было сложно: семья, домашние дела. Мы жили отдельно от родителей Симеона в маленькой комнате, которую ему досталась ранее. Большую помощь мне оказала моя свекровь Роза Горелик. Мой сын ходил в ясли до того, как заболел коклюшем. Она долго болела. После этого я не отдала ему ясли, и мы наняли няню. Она была пожилой дамой. Когда сын подошёл к детскому саду, я отвела его туда.

После войны

После войны отец жил в Дербенте со второй женой Анной Торгашевой. Жили очень хорошо, в полном согласии. Они пару раз приезжали в Москву и оставались в семье. Анна умерла раньше отца в 1981 году. Отец жил один. Он простудился и умер в 1982 году. Не знаю, было ли в Дербенте еврейское кладбище. Я не думаю, что было. Еврейские обряды на похоронах не соблюдались. Отец общался с семьей моей сестры Гены. Они дружили с ее мужем Лесгиным. Он поддерживал связь с семьей Довлетханова. Они любили его. Значит, это были светские похороны.

В 1948 году я закончил институт и получил обязательное направление [26] на Московский 2-й подшипниковый фонд недалеко от нашего дома. Я проработал там 12 лет.

В 1951 году у меня родилась дочь Ольга. Наша семья всегда была дружной. Детей воспитывали быть честными, уважать и любить семью и родителей. Они знали, что они евреи, и не отвергали этого. Хотя они не были воспитаны евреями. Мы с мужем не придерживались традиций в быту. Мало кто в Москве воспитывал детей в еврейских традициях. Твои были воспитаны в интернациональном духе. Наш сын женился на русской девушке, и мой старший внук тоже женат на русской. В нашей семье не было национальных разногласий.

Дети получили хорошее образование. Евгений закончил МГУ, факультет прикладной математики. В настоящее время работает в одном из коммерческих банков Москвы. Ольга закончила Московский институт стали и сплавов. Работала в научно-исследовательском институте. У нее 2 детей и внук. Недавно она перестала работать. Сейчас она домохозяйка. Сейчас у меня 3 внука и один правнук. У Евгения есть сын Дмитрий Горелик, а от дочери Ольги двое сыновей: Сергей и Михаил Штерн. Мой правнук Артем Штерн, сын Сергея.

Работая на заводе, я поступил в вечернюю аспирантуру Энергетического института и защитил кандидатскую диссертацию. Я был заместителем главного металлурга завода. Являясь кандидатом наук, я пошел работать во Всесоюзный институт подшипниковой промышленности. Начинал инженером, дослужился до начальника лаборатории. Я работал в этом институте к 1987 году и вышел на пенсию.

В 1952 году Институт стали и сплавов, где работал мой муж, построил дом в центре Москвы. Была комиссия, которая отбирала людей, которым должны были предоставить квартиру в этом доме. Члены правления пришли к нам и увидели, что мы вчетвером живем в одной комнате коммунальной квартиры и решили выделить нам квартиру в доме, построенном институтом. Мой муж был назначен ответственным за отделочные работы. Конечно, он мог выбрать для нас любую квартиру. Но он оказался человеком скромным и выбрал 2-х комнатную квартиру, хотя мог взять 4-х или 5-ти комнатную. Мы остались довольны полученной квартирой. Мы с мужем до сих пор живем там. Квартиру мы купили сыну, когда он был на выпускном курсе. Отец мужа моей дочери работал заместителем главного инженера Метростроя и имел право на квартиру. Мы помогли деньгами, чтобы обставить квартиру.

Я думаю, что мы всегда относились к среднему классу — ни богатым, ни бедным. Я не помню случаев, когда нам приходилось занимать у кого-то деньги, потому что до зарплаты не хватало. Мы всегда покупали то, что могли себе позволить. Нам посчастливилось купить дачу по дешевке. Ее нам продал друг мужа с детства. Это была половина дома за пределами Москвы. Там выросли наши дети. Нашей семье нравилось проводить там время по выходным и во время отпуска, и мы делаем это до сих пор. Мы любили отмечать праздники дома. Мы всегда отмечали дни рождения всех членов семьи. Конечно, мы отмечали любимые с детства советские праздники – 1 мая, 7 ноября, День Советской Армии [27], День Победы [28].

Мы с мужем много путешествовали как по СССР, так и за границу. У моего мужа проблемы с желудком, у него повышенная кислотность, поэтому ему пришлось лечиться в Ессентуках [около 1400 км на юг от Москвы]. Мы часто ездили на этот курорт. Кроме того, мы уехали кататься на лыжах на зимние каникулы на две недели. Когда появилась возможность совершать туристические поездки за границу, мы с удовольствием путешествовали по миру, например, в 1966 году мы совершили тур Куба-Чехословакия-Италия. Мы поехали в Индию на Цейлон. Я был в Париже и Португалии. Потом мой муж поехал со мной в Париж. Мы тоже ездили в Лондон. Кроме того, мой муж уехал в Болгарию и прожил там два месяца. Итак, я думаю, что мы видели довольно много по всему миру.

К счастью, нашу семью не коснулись никакие действия государства против евреев, начиная с убийства Михоэлса [29], ареста Еврейского антифашистского комитета [30], так называемой кампании против космополитов [31] и т. д. Год 1948 был время беспокойства. Михоэлса убили, потом начались аресты. Помню день, когда в 1953 году вышла статья, раскрывающая «заговор врачей» [32]. Когда я пришел на работу, я увидел эту ужасную статью у себя на столе. Кто-то это делал, но я не могу сказать, что сталкивался с открытым антисемитизмом. Конечно, всем нам пришлось через это пройти. Мы читали статьи, но не верили написанному, так как понимали, что это травля евреев.

Мне понравилась идея создания государства Израиль. Помню, в Москву приезжала премьер-министр Израиля Голда Меир [33]. Ее приветствовали толпы евреев. Мы с мужем посетили нашу племянницу в Израиле, чтобы посмотреть, как они там живут. Состояние нам понравилось. Мы с мужем посетили Израильский технический университет. У них был очень хороший университет, и нам он очень нравился. Во всяком случае, я не хотел бы оставаться там. Я не хотел уезжать из Москвы.

Я положительно отношусь к перестройке [34]. Раньше нам приходилось стоять в очередях за всевозможными продуктами, а благодаря перестройке нам удалось перейти на более цивилизованный образ жизни. Когда мне нужно было купить мебель для своей квартиры, я каждый день ходил в мебельный магазин и отмечал свою очередь, чтобы получить ее. Теперь вещи доступны. В магазине есть продукты и промышленные товары.

Теперь я принимаю участие в еврейской общественной жизни. Являюсь членом группы Дружбы с Израилем, Международного правления Российского комитета ветеранов войны России. Я работаю в этой группе. Иногда к нам поступают просьбы об оказании благотворительной помощи, и мы это делаем. Теперь к нам поступил запрос от фонда еврейской общины «Спешите делать добро» об оказании помощи пострадавшим от террора в Израиле и России. Мы откликнулись на эту просьбу. Мы можем себе это позволить. Я думаю, что у нас есть комфортная жизнь. У меня довольно приличная пенсия для ветерана войны. Муж работает и получает пенсию. Мы не нуждаемся.

Теперь, когда я думаю о своей жизни, я могу сказать, что не стыжусь ее. Я жалею только о том, что я уже не молод.

Глоссарий

[1] Николай II (1868 -1918)

[2] Русская революция 1917 года

[3] Великая Отечественная война

[4] Черта оседлости

[5] Поддерживать связь с родственниками за границей

[6] Общее имя

[7] Борьба с религией

[8] Всесоюзная пионерская организация

[9] Комсомол

[10] Гражданская война (1918-1920)

[11] Штерн Лина (1878 – 1968)

[12] Большой театр

[13] Чайковский Петр Ильич (1840–1893)

[14] Ленин (1870-1924)

[15] Молотов В

[16] Немецкие колонисты/колония

[17] Карточная система

[18] Политрук

[19] День Октябрьской революции

[21] Медаль «За доблесть»

[22] Орден Великой Отечественной войны

[23] Коммунальная квартира

[24] Советские/российские докторские степени

[25] Орден Боевого Красного Знамени

[26] Обязательная командировка в СССР

[27] День Советской Армии

[28] День Победы в России (9 мая)

[29] Михоэлс Соломон (1890-1948) (урожденный Вовси)

[30] Еврейский антифашистский комитет (ЕАК)

[31] Кампания против «космополитов»

[32] Дело врачей

[33] Меир Голда (1898-1978)

[34] Перестройка

Лучшие книги о Наполеоне

Если бы вам нужно было объяснить значение Наполеона Бонапарта (1769–1821) человеку, который ничего о нем не знает, что бы вы сказали?

Я бы отбросил в сторону его военные достижения — завоевание половины Европы за 16 лет его правления с 1799 по 1815 год, — поскольку все они полностью исчезли ко времени Венского конгресса в 1815 году. Вместо этого я бы сосредоточиться на тех аспектах его правления, которые до сих пор можно увидеть во Франции и большей части Западной Европы.

Я утверждаю, что, хотя он не имел большого отношения к самой Французской революции, так как был слишком молод, тем не менее, он сохранил лучшее от революции — равенство перед законом, религиозную терпимость, меритократию — для Франции и стран, завоеванных Францией. Кодекс Наполеона действовал в Рейнской области, например, до 1900 года, и по сей день он определяет современные европейские правовые системы.

Он избавился от худших моментов, таких как массовое гильотинирование, Царство Террора, различные безумные идеи, такие как десятидневная неделя, отмена христианства и так далее. Он был человеком, который привел Францию ​​​​в 19го века с огромными реформами управления и финансов. Он был модернизатором.

Вы упомянули его связь с Революцией. Мне кажется, в этом есть что-то парадоксальное. Он заявлял такие вещи, как «Я — революция», а Кодекс Наполеона действительно закрепил в законе революционные принципы, такие как гражданское равенство. Но разве он не урезал права женщин и не восстановил рабство в карибских сахарных колониях? Некоторые утверждают, что сама основная конституция была структурно недемократичной, с неизбираемым сенатом, даже если она была представлена ​​народу на плебисците.

Кодекс Наполеона не годился для женщин, но ведь до революции они едва ли были наделены правами. Он пошел на отмену рабства, конечно, не один раз, а дважды. Он восстановил его в 1802 году, но снова отменил в 1814 году. Таким образом, у него была политика «вход-выход-выход» с рабством. Когда я говорю «модернизатор», я имею в виду модернизатора в контексте времени, а не модернизатора в контексте Тони Блэра.

Соединяя точки между Французской революцией и приходом к власти Наполеона, как Франция прошла путь от создания республики и казни своего короля до приветствия императора всего десять лет спустя?

Я думаю, что его военные успехи сначала в Италии в 1796 году, а также в 1800 году, а также создание им гражданского кодекса были важны для понимания того, как они смогли признать, что он не был королем . Быть императором и быть королем — разные вещи. Они были совершенно счастливы иметь империю, основанную, по их мнению, на республиканских принципах, с Наполеоном, а не Бурбоном на вершине дерева.

Значит, республиканского сопротивления не было?

Нет, был, особенно в армии. Французская армия считалась в высшей степени республиканской. Такие люди, как маршал Бернадот, сопротивлялись тому, чтобы Наполеон назвал себя императором в декабре 1804 года. Но это не было непопулярным в остальной части страны.

Мне очень понравилась ваша собственная биография Наполеона, которая была удостоена Гран-при Фонда Наполеона. Это отличное чтение, и оно продолжает оставаться международным бестселлером как в британском, так и в американском издании. Это также была одна из первых книг, основанных на публикации около 33 000 писем Наполеона. Мне любопытно узнать, какие откровения вы нашли в них наиболее яркими. Опрокинули ли они какие-то основные мифы?

О Наполеоне до сих пор ходят десятки мифов и заблуждений. Но что мне больше всего запомнилось в письмах, так это его способность разделять свой разум на части. Он мог совершенно не обращать внимания на то, что происходило в то время, даже во время или после сражений или когда горел Кремль, и сосредоточиться на управлении частями своей империи, или на установлении правил женской школы, или на том, чтобы сообщить префекту, что его нельзя видеть в опере с любовницей. У него была невероятная способность, как он выразился, выдвигать в уме ящик, разбираться со всем, что в нем находилось, а затем снова его закрывать.

Если мы говорим о мифах, я полагаю, что главный из них, который нужно убрать с дороги, это его рост!

Да, он был среднего роста француза того времени. Он не был маленьким. То, как его изобразили Гилрей, Роулендсон и другие британские карикатуристы того времени, должно было заставить его выглядеть маленьким по политическим причинам. На самом деле он был как раз моего роста; он был пять футов шесть дюймов. Французский дюйм очень немного отличается от английского дюйма, что было еще одной причиной, по которой его считали маленьким. Но когда сколько бы ни было врачей, обмеряли его труп, было признано, что он совершенно нормальный, среднего роста.

Ваш первый выбор — « Кампании Наполеона » Дэвида Чандлера. Можете ли вы рассказать нам об этом и почему вы рекомендовали его?

Это полностью исчерпывающая история всех кампаний Наполеона. Чандлер написал ее, я думаю, в конце 60-х годов, и тем не менее она до сих пор очень хорошо зарекомендовала себя как общая история борьбы Наполеона. Совершенно понятно, что он не включает в себя все остальное о Наполеоне — политику, личность, 27 любовниц и все остальное — и не собирается этого делать. Это просто военная сторона всего этого. Но это абсолютно энциклопедический прогон всех битв Наполеона.

Значит, это must-have для любителей военной истории?

Это действительно так. Дэвид Чендлер несколько раз переиздавал его и обновлял последними мыслями о битвах Наполеона. Если было сказано что-то новое об Аустерлицком сражении или что-то в этом роде, он переиздавал книгу с этой новой информацией. Итак, вы хотите купить последнюю версию перед смертью Дэвида.

Наполеона часто называют «военным гением». Несмотря на его окончательное поражение, как лучше всего поддержать это суждение?

Я думаю, дело в том, что он был в состоянии сражаться в стольких различных битвах. Причина того, что он гений, в том, что ему удавалось побеждать в битвах независимо от того, превосходил ли он численностью врага или был ли противник численно превосходил его, двигался ли он вперед или назад, был ли окружен его правый или левый фланг или охватывая врагов. Или иногда он мог сделать двойной охват, что является одним из самых сложных маневров в войне. Ему удалось это осуществить.

«Это абсолютно энциклопедический перечень всех сражений Наполеона»

Наполеон обладал одинаковой ловкостью в управлении пехотой, кавалерией и артиллерией, хотя сам по образованию артиллерист. Он также очень хорош в коалиционных войнах — в нанесении ударов по петле между своими врагами, а также в поддержании порядка в своих собственных коалициях. Его вторжение в Россию затронуло около 20 стран. Таким образом, у вас есть командир, невероятно ловкий и способный адаптироваться к любым военным обстоятельствам, с которыми он сталкивается.

Получить еженедельный информационный бюллетень Five Books

Что касается его слабостей в военном отношении, у нас, несомненно, есть морская война, но у него также были трудности с партизанскими мятежами во время войны на полуострове.

Верно и, конечно же, партизанские мятежи в русской кампании тоже. Он не был хорош в море. Вообще. Он просто не понимал, как работают корабли. Это был огромный пробел в его способностях и знаниях. Как и то, что мы сейчас называем «асимметричной войной», когда противник фактически не выставляет армию на поле боя.

Можно ли сказать, что Наполеон заблуждался относительно своих военно-морских возможностей?

Да. Он вообще не осознавал, что был дрянью в море. Он думал, что адмиралу можно приказать действовать на море почти так же, как генералу можно приказать действовать на суше. Но, конечно же, весь процесс очень сильно отличается — не в последнюю очередь из-за ветра!

В вашей книге есть несколько мест, где Наполеон все еще пытается финансировать военно-морскую экспансию и отправляет людей на корабли для ведения войны, несмотря на то, что они никогда раньше не были в море.

Верно. Однако, надо отдать ему должное, он противостоял Королевскому флоту, который был на пике своей эффективности. Великобритания вкладывала треть своих национальных расходов в военно-морской флот. С такими адмиралами, как граф Сент-Винсент и Коллингвуд и, очевидно, Нельсон, у них было бесконечное количество чрезвычайно талантливых адмиралов и чрезвычайно умелое отношение к морским сражениям в период боевого плавания. Наполеон действительно противостоял абсолютно превосходной организации Королевского флота. Надо отдать ему должное, но наполеоновских морских побед не бывает.

Наполеоновские войны очень сложны и включают в себя коалиции, сражающиеся с Наполеоном в разных точках. Много ли мы можем сказать в общих чертах о том, что их спровоцировало?

Это был кто-то, кто был глубоко радикальной силой, о которой каждая из этих легитимистских монархий, таких как Габсбурги в Австрии, Романовы в России и Гогенцоллерны в Пруссии, очень нервничала. Они видели, что случилось с Бурбонами во Франции, и не хотели, чтобы это случилось дома. Таким образом, этот холодный ветер модернизации, который Наполеон выпустил в Европу, был чем-то, что они очень хотели попробовать. . . все, что вы делаете с ветром. Вот в чем причина.

Значит, он унаследовал международную враждебность уже из-за Революции?

Верно, да. Но также они не видели в нем законного монарха. До него не было «бонапартов». Его заявление о том, что он хотел быть Рудольфом своей династии, то есть отцом-основателем, как был Рудольф Габсбург, было сочтено невероятно претенциозным – не в последнюю очередь потому, что Рудольф был родом из 13 века, а они были в 18 веке.

Известны два случая начала наступательной войны Наполеоном. В остальное время люди объявляют ему войну. Итак, вы бы сказали, что этот образ Наполеона, шагающего по Европе, объявляющего всем войну, аннексирующего их территорию и так далее, совершенно неверен?

Да, совершенно неправильно. Он начал войну на полуострове и начал русскую кампанию 1812 года. Кроме того, каждая из войн была начата коалициями против него.

Поддержка Five Books

Интервью Five Books требуют больших затрат. Если вам понравилось это интервью, пожалуйста, поддержите нас, пожертвовав небольшую сумму.

А случаи, когда Наполеон инициирует войну, по-видимому, в значительной степени связаны с усилением «континентальной системы» — его попыткой ослабить Британию экономически путем блокирования торговли — а не с построением империи ради империи.

Точно, да. Он не верил в империю ради империи; он понимал, что может очень опасно и очень легко истощить французские ресурсы. Но он действительно хотел попытаться заставить Англию сесть за стол переговоров. Он думал, что сможет это сделать, ударив нас по карману и попытавшись отрезать нас от всех европейских рынков.

Вот почему он вторгся в Португалию, которая не желала участвовать в Континентальной системе — будучи очень давним союзником Англии, начиная с 1383 года, — и вот почему, в конце концов, он вторгся в Россию после того, как царь разорвал Тильзитское соглашение и начал открыто торговать с Великобританией. Удивительно, что, как вы говорите, две агрессивные войны, которые начал Наполеон, начались из меркантильных протекционистских соображений. Это было сделано для того, чтобы заставить лондонских купцов оказать давление на правительства вигов и тори, чтобы они помирились с ним.

Но проблема с проведением политики экономического удушения британцев заключалась в их морской мощи.

Точно. Когда вы можете приземлиться где угодно, когда вы можете создать различные места у берегов Италии и у берегов Германии, которые фактически являются массовыми пиратскими операциями по свободной торговле всем, это просто не сработает. Его попытка стимулировать местное производство и промышленную революцию во Франции также так и не увенчалась успехом.

Великобритания и Франция постоянно находятся в состоянии войны с 1803 года и до поражения Наполеона при Ватерлоо в 1815 году, периода войны, не имеющего себе равных ни в одной из других коалиций. Как вы думаете, в чем основная причина бескомпромиссности британцев?

Верно. Они находились в состоянии войны с 1793 года; только Амьенский мир 1802–1803 годов прервал этот очень долгий период с 1793 по 1815 год. И по той же причине мы сражались раньше с Филиппом II Испанским или Людовиком XIV Французским, а затем с Кайзером и Гитлером. Вы не можете допустить, чтобы европейский баланс сил был так сильно гегемонизирован одной державой, что они могут контролировать порты Ла-Манша, потому что это постоянная угроза вторжения для нас.

Давайте перейдем к вашей следующей книге. Это написанная Даффом Купером биография дипломата Талейрана, чья политическая жизнь охватывает взлеты и падения Наполеона и не только.

У Талейрана была совершенно необычная политическая жизнь. За свою карьеру он поддерживал шесть разных режимов и, естественно, получил репутацию перебежчика. Некоторые люди утверждали, включая Даффа Купера в этой блестящей биографии, что у него действительно были некоторые основные идеи, в которые он верил всю свою жизнь, такие как либерализм и привязанность к конституции в английском стиле. Но основная причина, по которой стоит прочитать эту книгу, заключается в том, что это не только история, но и литература. Это прекрасно написанное воспоминание об эпохе, которую Дафф Купер, будучи послом Великобритании в Париже, хорошо знал и действительно видел последние проблески.

Невероятно, что Талейран бежит от террора, отправляется в Англию, а затем в Америку, возвращается во Францию ​​в 1796 году и в течение года становится министром иностранных дел.

И так или иначе остается министром иностранных дел или в дипломатической сфере до конца жизни. Таким образом, он встречался почти со всеми важными людьми в Европе и был за столом переговоров, когда принимались все великие решения. Он родился аристократом, а позже был лишен сана епископа. У него была хромая нога, как у Байрона и Геббельса, что явно превращает вас в сексуального маньяка; он превратил свою племянницу в свою любовницу, что, я думаю, сегодня привело бы его к дефенестрации, но, тем не менее, никто, похоже, и за это его не держал.

Что книга рассказывает нам об отношениях между Талейраном и Наполеоном? Какими основными способами мы можем проследить его влияние на Наполеона в качестве министра иностранных дел или вице-президента?

Это говорит нам о том, что он всегда был каменистым. Наполеон, совершенно справедливо, не доверял ему. Талейран специально работал с русскими за спиной Наполеона. Несмотря на то, что он был чрезвычайно остроумным и явно замечательным человеком, он был опасным человеком, чтобы работать на вас. Талейран вообще считал, что во Франции должен быть мир, а это, конечно, очень трудно, когда ты министр иностранных дел завоевателя.

Я не вижу, чтобы Наполеона можно было назвать поджигателем войны , учитывая, что, как мы уже говорили, из семи войн коалиций он начал только две. Но я думаю, что против него и против Французской революции велся легитимистский джихад. И ему приходилось с ними бороться. Но в целом Талейран был тем, кто, как хороший переговорщик и дипломат, хотел мира.

И был готов выдать при этом военные секреты Наполеона?

Он был готов предать абсолютно всех в процессе. Это был не просто Наполеон; за свою жизнь он предал пять разных режимов. Я уверен, что если бы он прожил дольше, он предал бы и Июльскую монархию.

Удивительно, но когда Наполеон узнал, что Талейран продавал военные секреты его врагам, он не сослал и не казнил его.

Это еще одна причина признать, что Наполеон не является прото-Гитлером в том виде, в каком его изображали многие британские историки. Если бы он был протогитлером, он бы застрелил Талейрана и Фуше (своего министра полиции) за много лет до этого. Наполеон был диктатором политически, в том смысле, что он диктовал законы Франции и то, что происходило. Но я не думаю, что у него есть что-то общее с диктаторами 20-го века, такими как Ленин, Муссолини, Гитлер и Сталин.

А как насчет зверств вроде казни тысяч военнопленных в Яффо, например?

Когда вы говорите «например», это подразумевает, что джаффа было 20 или 30, но их не было. Был один в Яффо, а затем, после этого, в 1796 году в Падуе, Италия, он также позволил войскам бунтовать. Но кроме этого массовых расстрелов просто нет. Например, нет тех 40 000 человек, которые погибли во время правления террора.

«Наполеон был диктатором политически в том смысле, что он диктовал законы Франции и то, что происходило. Но я не думаю, что он имеет что-то общее с диктаторами ХХ века»

В своей книге я подробно рассказываю о Яффо о том, как люди, которых он казнил, ранее обещали воевать против Франции. А потом, шесть недель спустя, они попали в плен, сражаясь против Франции. Согласно очень суровым законам конца восемнадцатого века, они лишились жизни.

Существует стереотип о том, что Наполеон безразличен к огромным человеческим потерям, понесенным в попытке установить французскую гегемонию в Европе. Как вы думаете, это неправильно?

Да, я думаю, что это очень ошибочно. Я думаю, что полководцам на протяжении всей истории приходилось ожесточать свои сердца к неизбежным потерям, но я не думаю, что он когда-либо бросал людей в бой волей-неволей. Он был одним из величайших полководцев в истории и одним из величайших солдат всех времен. Великие солдаты так не делают. И лично он пострадал. Бывают моменты, когда он плачет в своей палатке после битвы, как и Веллингтон.

Представление о том, что он какой-то хладнокровный и бесстрастный человек, глубоко неверно его понимает, как и представление о том, что он лишен чувства юмора. В моей книге около 80 или 90 шуток о Наполеоне. Он постоянно делал шутливые замечания, которые даже спустя 200 лет остаются чрезвычайно забавными.

Мне понравился эпизод, где в разгар битвы с офицера слетела каска от удара пушечного ядра, но Наполеон небрежно заметил: «Хорошо, что ты не выше ростом».

Очень хорошо. Есть еще один с кардиналом-архиепископом Парижа, который пишет ему это маслянистое письмо перед коронацией. Наполеон делает пометку на клочке бумаги: «Пожалуйста, заплатите архиепископу 12 000 франков из театрального фонда».

Давайте перейдем к вашей третьей книге. Это с орлами к славе: Наполеон и его немецкие союзники в кампании 1809 года Джона Х. Гилла.

Это чрезвычайно подробная военная история Дунайской кампании 1809 года. . Это была очень важная кампания, потому что она в третий раз выбила австрийцев из наполеоновских войн. Единственный способ для них иметь дело с Наполеоном после этого состоял в том, чтобы эрцгерцогиня Мария-Луиза вышла замуж за Наполеона и попыталась ввести его в систему таким образом. Он провел молниеносную кампанию вверх по Дунаю, захватив Вену, участвуя в битвах, таких как Асперн-Эсслинг и Ваграм. Это Наполеон в лучшем его классическом проявлении. В этой книге вы можете увидеть, как он просто снова и снова переигрывает австрийскую армию.

Отличительной особенностью этой книги является то, что в ней много внимания уделяется 30 000 немецких солдат, сражающихся на стороне Наполеона.

Да, эта книга является важной поправкой к идее, что все силы Наполеона были французскими. Они точно не были. Когда Наполеон вторгся в Россию, только около 55% его армии составляли французы. Он вторгся в Россию с 615 000 человек, что в то время было таким же размером, как Париж. Очень важно рассматривать наполеоновские войны как коалиционные войны как на его стороне, так и против него. Книга также делает много других вещей, но она, безусловно, подчеркивает тот очень важный фактор в войнах Наполеона.

Все эти солдаты были снабжены Рейнской Конфедерацией. Можете ли вы рассказать нам об этом и когда он был установлен?

Он был основан во время распада Священной Римской империи в августе 1806 года. После того, как Священная Римская империя прекратила свое существование, он стал инструментом Наполеона — его средством — для объединения северных германских государств. Он называл себя «Защитником» Конфедерации. Они оставались таковыми в течение девяти лет или около того, прежде чем он сам рухнул во время кампании 1813 года. Сражения под Лейпцигом и Дрезденом стали похоронным звоном для Рейнской Конфедерации.

Я хочу спросить о военной культуре и отношении к Наполеону среди солдат из государств-клиентов. Предположительно, в немецких войсках не было такого патриотического порыва, как у французских солдат, но и они не были равнодушны.

Разница огромная. Некоторые из них какое-то время так же увлечены Наполеоном, как и французы. Польские уланы, например, считали, что Наполеон собирается сделать Польшу независимым государством и дать ей собственный суверенитет впервые после того, как она была разделена разделами. Итак, они были невероятно взволнованы борьбой за Наполеона. На самом деле, Наполеон — единственный человек, упомянутый в польском национальном гимне. Это хороший вопрос для викторины в пабе!

В то время как другие, такие как вестфальцы и, конечно же, люди, приехавшие из Ганновера, чьим фактическим законным главой государства был Георг III, были гораздо менее взволнованы тем, что их фактически силой заставили сражаться за иностранного лидера. Итак, у вас есть эта огромная разница между людьми. И, конечно же, меняясь от страны к стране, она менялась от года к году и от единицы к единице. Что Гилл делает очень хорошо в этой книге, так это исследует это. 30 000 человек — немалая цифра.

Ваши последние две книги написаны людьми, которые были очень близки Наполеону. Давайте посмотрим на Частные мемуары двора Наполеона Луи Франсуа Жозефа Боссе-Рокфора. Кажется, это довольно неизвестная книга.

Да, это очень малоизвестная книга, но очень интересная. Боссе был дворцовым камергером Наполеона, который следовал за ним во время военных кампаний и жил в его дворцах. Он очень хорошо знал эту семью и написал эти мемуары, хотя это было опасно делать после того, как Бурбоны были восстановлены. Он по-прежнему был поклонником Наполеона и является живым олицетворением лживости эпитета о том, что «никто не является героем для своего камердинера».

Боссе определенно восхищался Наполеоном — ни в коем случае не слепым поклонением героям, но он был тем, кто видел Наполеона таким, какой он есть. Эта книга развеивает многие мифы о том, что Наполеон был порочным и неприятным человеком. Вместо этого он производит впечатление хорошего работодателя, остроумного человека и человека с нормальными человеческими эмоциями.

Наверное, это многое говорит о человеке, когда все твои личные слуги умоляют отправиться с тобой в ссылку.

Ну точно. И не просто какой-нибудь старый изгнанник. Можно было понять, почему они могли захотеть поехать на Эльбу, это прекрасное, теплое, приятное место. Можно было бы поехать в отпуск на Эльбу, но никто не поехал бы в отпуск на остров Святой Елены. Это продуваемый всеми ветрами, богом забытый, крошечный остров размером восемь на десять миль, шлепнувшийся посреди Атлантического океана. Чтобы добраться туда из Кейптауна, нужно шесть дней на лодке, по крайней мере, до прибытия аэропорта. И это тоже очень скучное путешествие, я вам скажу. И эти 21 слуга фактически боролись друг с другом за право сопровождать в ссылку. Это показывает харизму мужчины.

Вы упомянули, что Боссе ходит с ним в походы, но что мы узнаем о Наполеоне в более домашней обстановке?

Что он был добрым мужем и любящим отцом. Он не был домашним монстром, каким его так стремилась представить бурбонская литература; Боюсь, во многих книгах это считается правдой.

В императорском дворе Наполеона тоже есть довольно эксцентричные порядки. Я думаю о зверинце его первой жены Жозефины.

Да, орангутаны в обеденное время, зебры в полях и черные лебеди в Мальмезоне. Это, конечно, была ее идея, но он потакал ей и заплатил за нее. Но иметь экзотических животных в то время было очень королевским занятием, и это продолжалось годами. Я думаю, что у Козимо III Медичи был бегемот или что-то в этом роде. Это был способ доказать свое богатство и статус, чтобы иметь вокруг себя необычных животных. Жозефина действительно одевала орангутанга в рубашку и приглашала его на чаепития.

Вы упомянули, что это было сделано для того, чтобы выставить напоказ богатство и статус. Было ли это немного болезненно, учитывая нарастание напряженности перед революцией?

Наполеон видел это как неотъемлемую часть того, чтобы быть императором. Он хотел представить народу славный образ, хотя, когда дело касалось его домашних интересов, он вовсе не был броским. Почти все дни он носил форму полковника и не любил проводить больше получаса за обедом или ужином, что было очень необычно для французского монарха. Он был довольно аскетичен; он никогда не напивался. Он не был постоянно в той одежде, которую вы видите на коронационной картине Энгра.

Перейдем к вашему окончательному выбору. Это Мемуары генерала де Коленкура, герцога Виченца.

Это очаровательно. Коленкур был послом в России, а также конным мастером Наполеона. Он был аристократом, родился и вырос. По крайней мере, по его воспоминаниям, он был человеком, который информировал Наполеона не вторгаться в Россию. Мемуары были опубликованы только в 1935 году, и нет причин, по которым он должен был лгать в них, поскольку они никогда не собирались публиковаться при его жизни.

Как только он предупредил Наполеона, он пошел с ним и был единственным человеком в санях, которые сопровождали Наполеона обратно во Францию ​​после катастрофы кампании 1812 года. Именно в его санях мы слышим Наполеона, говорящего: «От возвышенного до смешного — всего один маленький шаг». Мемуары очень хорошо написаны, обобщают и довольно разрушительны для репутации Наполеона в отношении кампании 1812 года.

Так это не панегирик?

Ни в малейшей степени. Но в равной степени это и не донос. Коленкур оставался с Наполеоном вплоть до отречения от престола в 1814 году и является заслуживающим доверия источником. Он не против Наполеона. Кажется, он хранил обрывки бумаги, которые использовал в качестве заметок для этой книги. Это довольно сказочный и бесценный источник для того периода.

Кампания в России считается одним из самых тяжелых поражений в военной истории. Можете ли вы дать краткое описание факторов, которые сделали его столь катастрофическим?

Наполеон вошел в Россию 21 июня 1812 года с 615 000 человек, и к тому времени, когда он в декабре переправился через реку Неман в обратном направлении, он потерял более полумиллиона этих людей. В этом смысле вы должны вернуться в древний мир, чтобы увидеть такую ​​огромную военную катастрофу.

«Наполеон вошел в Россию 21 июня 1812 года с 615 000 человек. К тому времени, когда он переправился через реку Неман в обратном направлении в декабре, он потерял более полумиллиона этих людей» 9. 0003

В двух словах, причина была в том, что его все дальше и дальше тянуло в Россию. Он захватил Москву, чего Гитлер никогда не делал, но он оставался там слишком долго. Он выиграл битву под названием Малоярославец и решил на следующий день отступить назад через Бородино, это было большое сражение, которое он выиграл 7 сентября. Обратный путь оказался неправильным, и его армию охватила метель. Хотя он выиграл каждое из официальных сражений, армия была поглощена снегами России. Это история каннибализма, полнейшего отчаяния и катастрофы, с несколькими проблесками искупления, такими как переход через реку Березина. В противном случае, это там с Ксенофонтом.

Получить еженедельный информационный бюллетень Five Books

Мы уже упоминали об этом, но важно помнить, что Наполеон не шел на Россию, чтобы попытаться аннексировать ее. Он пытался заставить Россию соблюдать Континентальную систему.

Да, у него не было территориальных желаний. У него было войско в два раза больше русского, и до этого он дважды побеждал русских. Наполеон намеревался сражаться только на окраинах; он намеревался пройти всего 50 миль или около того и хотел трехнедельную кампанию. Вместо этого это оказалось полугодовой кампанией, протянувшейся буквально на тысячи миль туда и обратно. Это классический пример расползания миссии.

Русские также проводили политику выжженной земли, как и в 1941 и 1942 годах, что означало массовый голод. Наполеон потерял 100 000 солдат своего центрального удара из-за тифа — ужасной болезни, при которой вошь вонзается в вашу кожу, затем испражняется в вашу кожу и затем умирает. Затем вы умираете примерно через четыре дня от невыносимой боли. Это ужасный путь.

С армией в те дни вши были у всех. Если погода слишком холодная для того, чтобы вы меняли одежду чаще, чем раз в шесть недель или около того, у вас появятся вши. Солдаты сбились в кучу, очень близко друг к другу, потому что на улице было так холодно. Так вот, их вши перепрыгивали с одного солдата на другого. Не было ни одного человека, включая императора, у которого не было бы вшей. Лекарство от тифа не придумали до 1911; он не был должным образом диагностирован до более чем столетия спустя. Во всех отношениях это был абсолютный кошмар кампании.

Его в основном помнят за беспощадную зиму, но невероятная жара летнего наступления была почти столь же разрушительной.

Это убило много лошадей. И, конечно же, это почти полностью вторжение, запряженное лошадьми и волами. Жара и жажда по пути в Россию были ужасные, да. Это было библейским.

До Ватерлоо 1815 года еще три года, но, на ваш взгляд, была ли русская кампания переломным моментом?

Да. До 1811 года Наполеон был хозяином Европы. С декабря 1812 г. он находился на салазках. Вы не можете потерять полмиллиона человек и не ожидать, что ваш трон рухнет.

Но он ушел воевать.

Да. В кампании 1814 года участвовало небольшое количество людей, но, тем не менее, он выиграл там четыре битвы за пять дней. Он вернулся к своей прежней форме. Это были значительные, довольно блестящие военные победы. Но, в конце концов, когда вся Европа выступила против него и вторглась, он был остановлен, а затем полностью побежден в битве при Ватерлоо.

В завершение, что вы считаете величайшим достижением Наполеона?