Школа луговская: Новости – Луговская СОШ

Уважаемые родители и учащиеся, если вы нуждаетесь в поддержке и помощи, то вам следует обратиться:

Страмнов Олег Анатольевич, телефон: 8-950-499-16-77
[email protected]

ВСОШ

.

МАОУ Луговская средняя образовательная школа № 24

Размер:

A

A

A

Цвет: CCC

Изображения Вкл.Выкл.

Обычная версия сайта

МАОУ Луговская СОШ № 24
п.

• О школе
  • Сведения об образовательной организации
    • Основные сведения
    • Структура и органы управления образовательной организацией
    • Документы
    • Образование
    • Образовательные стандарты
    • Руководство. Педагогический состав
    • Материально-техническое обеспечение и оснащённость образовательного процесса
    • Стипендии и иные виды материальной поддержки
    • Платные образовательные услуги
    • Финансово-хозяйственная деятельность
    • Вакантные места для приёма (перевода)
    • Доступная среда
    • Международное сотрудничество
  • Информация
  • Публичный отчёт
  • История
  • Коллектив
  • Наши достижения
  • Новости
  • Мероприятия
  • Достижения
  • Структура школы
  • Правила поступления
  • Охрана здоровья, безопасность
  • Контакты
  • Задать вопрос
  • Документы
    • Лицензии
    • Документы для поступающих
    • Другое
  • Школьная жизнь
    • Школьная столовая
    • Фотогалерея
    • Спортивные секции
  • Ученикам
    • Личный кабинет
    • Права и обязанности
    • Расписание звонков
    • ГИА
      • ЕГЭ
      • ОГЭ
    • Служба примирения
    • Информационная безопасность
    • Учителям
      • Личный кабинет
      • Списки учащихся
      • ОРКСЭ
      • Библиотека
      • Антикоррупция
      • Аттестация педагогических работников
    • Родителям
      • Страничка безопасности
      • Безопасность дорожного движения
      • Подвоз обучающихся
      • Личный кабинет
      • Советы психолога
      • Телефон доверия
      • ГИА
      • Служба примирения
    • Учебные материалы
      • Для учеников
      • Для родителей
    • ФГОС
      • ФГОС начального образования
      • ФГОС основного общего образования
      • ФГОС среднего общего образования
      • ФГОС ОВЗ
    • Расписание занятий
      • Начальная школа
      • Средняя школа
    • Информационная безопасность
      • Локальные акты
      • Нормативное регулирование
      • Педагогам
      • Ученикам
      • Родителям
      • Детские безопасные сайты
    • Центр “Точка роста”
    • Социально-психологическое тестирование (СПТ)
    • Горячее питание
    • Всероссийская олимпиада школьников (ВсОШ)
    • Дистанционное образование
    • Прием в 1 класс
    • НОК
    • 500 +
    • ШСК

    .

    О, сколько нам открытий чудных
    Готовят просвещенья дух,
    И опыт, сын ошибок трудных,
    И гений, парадоксов друг…
    А.С. Пушкин
    

    Наша школа

    Подробнее

    Cогласно статье 32 п.4 федерального закона Российской Федерации от 10 июля 1992 N 3266-1 “Об образовании”, вступающего в силу с 1 января 2011 года: “Образовательное учреждение обеспечивает открытость и доступность копий документа, подтверждающего наличие лицензии на осуществление образовательной деятельности (с приложениями), свидетельства о государственной аккредитации (с приложениями)” Подробнее

    Школа №24 – это средняя школа. Как и в любой другой школе мы делаем упор не только на основные дисциплины образования. В нашей школе предусмотрено добровольное посещение детьми дополнительных и факультативных занятий разных направлений. Таким образом, с самого юного возраста школьники имеют возможность развиваться в творческом, спортивном и интеллектуальном планах в меру своих способностей. Подробнее

    Все новости

    дневник советской школьницы · LRB 6 May 2004

    К черту новое общество! Только Геннадий может погрузиться в это и часами читать то, что говорили Ленин и Сталин, и о достижениях нашего Советского Союза.

    Это четырнадцатилетняя Нина Луговская записала в свой дневник 2 мая 1933 года (Геннадий был одноклассником). Четыре года спустя тайная полиция конфисковала дневник и арестовала его автора. Когда ее читали энкаведисты, они подчеркнули этот отрывок вместе с другими неортодоксальными мыслями. Против нового общества! Презрение к советским достижениям! И, вдобавок, дочь бывшего эсера, политического оппонента большевиков с арестом 1919 года, через год после рождения Нины. На самом деле плохое настроение Нины 2 мая было связано с мучениями ее отца: ему только что отказали в московской прописке, и он был вынужден переехать в Можайск, небольшой провинциальный городок неподалеку; и в этот первомайский праздник мать Нины уехала в Можайск к нему. Нина была дома одна, «тоскливая и грустная». Это был первый раз, когда она пропустила большую праздничную демонстрацию. «Я слышала, как оркестр играет марш и где-то вдалеке крики «Ура!», — жалобно писала она.

    Не то чтобы Нина хотела идти на демонстрацию. Ведь она была принципиальным антибольшевиком. Кроме того, она была одиночкой, склонной к тому, что она называла «пессимизмом» и «грустью», ссорилась со своими раздражающе популярными и правильно мыслящими сестрами-близнецами, плохо училась в школе, искала спасения в одиноком писательстве. Раздражительная, лишенная обаяния, застенчивая и бесконечно задумчивая, Нина была хмурой школьницей Одена, умирающей от желания остаться. Особенно она надеялась на внимание мальчиков, но даже дружбы девочек добиться было трудно. Нине не нравилось быть девочкой: она хотела быть «большой и необыкновенной личностью», а как это возможно для женщины? Ее отец, да, пожалуй, и все мужчины, презирал женщин («хорошо, что у нас нет брата: разница между папиным отношением к нему и его отношением к нам была бы колоссальной»). В любом случае, Нина считала себя «уродливой», с косоглазием, которое не удалось исправить с помощью операции, и «спутанными волосами, торчащими над ушами». Презирая условную женственность, она также хотела быть очаровательной и кокетливой, как ее подруга Ира, «а не уродливой, как я, думающей о равенстве, требующей, чтобы к ней относились как к личности».

    Нина не единственный сталинский подросток, чей дневник дошел до нас, но одна из самых своеобразных личностей. Историки Йохен Хельбек и Игаль Хальфин предположили, что у советских граждан в 1930-е годы не было иного выбора, кроме как мыслить в советских рамках, потому что других вариантов не было, точно так же, как у них не было другого языка, кроме «советского языка», на котором они могли бы выражать свои мысли. Если они и вели дневники, предполагают эти историки, то это почти всегда было частью сознательной дисциплины, направленной на создание Нового Советского Человека и уничтожение всех следов досоветского. Bildungs ​​ дневников такого рода существуют: дневник кулацкого сына Степана Подлубного был опубликован на немецком языке в 1996 году издательством Hellbeck как Tagebuch aus Moskau ; а школы и комсомол наверное поощряли молодежь их держать. Но дневник Нины — это совсем другое.

    Взрослые в сталинские времена с опаской относились к ведению дневников — слишком опасно, если бы НКВД опомнился, — и были склонны уничтожать их в периоды высокой политической напряженности. Из дошедших до нас дневников некоторые сохранились благодаря конфискации НКВД и последующему архивированию. Вероятно, так обстоит дело и с дневником Нины, найденным несколько лет назад в Российском государственном архиве Ириной Осиповой и впоследствии опубликованным ею с, казалось бы, минимальной правкой. Уже одно это ставит дневник в другой класс по сравнению с более ранними публикациями, такими как 9.0007 Дневник Нины Костериной (перевод Мирры Гинзбург в 1968 году), который, как и дневник Анны Франк, должен был пройти как отцовскую редакционную проверку, так и советскую цензуру.

    Наша Нина, Нина Луговская, была узницей Колымского трудового лагеря в 1941 году, когда Нина Костерина была убита, сражаясь добровольцем в Подмосковном ополчении. Нина К. была счастливой, общительной, уверенной в себе девушкой, пока в 1937 году арест ее отца как «врага народа» не превратил ее жизнь в хаос и нищету. Для обеих Нина главная цель их дневников заключалась в том, чтобы записывать и исследовать свои эмоции, хотя Нина К. кивает на советскую девятку.0007 Bildung повестка дня время от времени. Этот вид дневника по определению является секретным – или, в случае Нины К., секретом, который можно выборочно раскрывать близким. Показ дневника как форма эмоционального общения, по-видимому, был привычной практикой в ​​советских школах. Нина Л., у которой были настоящие тайны и мало близких друзей, никогда этим не занималась, но с тоской отмечала это в других. «Левка показал Ире свой дневник, — завистливо записала она. «Хотел бы я прочитать это!»

    Основными темами дневника Нины Л. были, по ее собственным словам, «пессимизм и мальчики, мальчики и пессимизм». «Пессимизм» (депрессия) был основным состоянием ее жизни в возрасте от 13 до 16 лет: раздражение, скука, тоска, чувство тщетности и опустошенности, отвращение к самой себе и мучительное ощущение своей непривлекательности пронизывают дневник первых лет. Она искала уединения и пыталась уйти в мечтания. Ее отец был нетерпелив, считая ее депрессию ленью и эгоцентризмом; ее мать, по словам Нины, не понимала ее чувств и все равно была слишком занята, чтобы обращать внимание. Нина неоднократно писала о самоубийстве, и 19 октября34 года, решив, что яд — лучшее решение, взяла из бабушкиной аптечки пузырек с пометкой «опиум» и выпила его. Однако опиум оказался разбавленным, и попытка самоубийства оказалась неудачной и незамеченной.

    Мальчики, к стыду и смущению Нины, были ее постоянной заботой. Она была влюблена в своего одноклассника Левку с самого начала дневника. Когда она стала старше, а ее старшие сестры начали приводить домой парней и устраивать вечеринки, влюбленностей стало больше, хотя ни одна из них не отвечала взаимностью, и Нина в 18 лет все еще была без парня. Ее интерес к мальчикам был «чрезмерным и глупым», писала она с упреком к себе в 15 лет. Но на следующий год все было так же плохо. «Мои мысли полны мальчишек, и по сравнению с ними все остальное кажется неинтересным и неважным. Когда я читаю или изучаю, я всегда думаю о ком-то, вспоминая его реплики. . . В школе я всегда ищу кого-то глазами. . . Если мне случается несколько раз встречаться с чьим-то взглядом, я невольно задаюсь вопросом: «Я ему нравлюсь?» Это настолько близко, насколько Нина подходила к написанию о сексе, теме, вообще отсутствовавшей в советских дневниках9.0004

    В школе Нина была возмутительницей спокойствия; анализируя свой класс как смесь бунтовщиков и образцовых учеников, она отнесла себя к первым. Она была скучающей, раздражительной и (по непонятным причинам) старше остальных одноклассников. «Мы отвратительно ведем себя в классе, — писала она в январе 1935 г. — Наш страх перед учителями исчез до такой степени, что мы часто бываем с ними грубы». в классе без суматохи!» Но в ее беспокойстве была и принципиальная сторона. Когда учительница обществоведения хвасталась советскими достижениями в высшем образовании, она с бешеным сердцем решила задать ему неудобный вопрос о политической чистке институтов и в результате получила двойку. Она участвовала в бойкоте школьного осведомителя и организовала петицию, когда школа перенесла выходной день. Она чуть не попала в настоящую беду (то есть в неприятности, в которую вовлечена тайная полиция) после того, как игра в снежки привела ее в кабинет директора школы. Когда допрос директора показал знание разговоров и дружеских отношений учеников, Нина возмутилась (хотя и не удивилась) откровением о том, что среди них есть «шпионы».

    Тем не менее, даже в самый непокорный период Нина считала, что должна быть одной из хороших учениц. По мере приближения поступления в университет она начала усерднее заниматься в школе и получать от этого больше удовольствия. В одной дневниковой записи она даже критически написала о низшей культуре антиавторитаризма, которую раньше находила воодушевляющей: «Мы все хотим раздражать учителей, делать грязные трюки, а затем отказываемся говорить, кто это сделал, а не предать друга (вот что заслуживает нашего уважения)». Она добавила с оттенком сожаления, что «у нас нет нового, хорошего отношения — того, что сейчас называют «советским отношением»»9. 0004

    Нина не часто впадала в «советский настрой». Но когда челюскинская экспедиция была успешно спасена из Арктики летом 1934 года, и ее участников встретили как героев, Нина была близка к тому, чтобы присоединиться к ликующей толпе. Она записала это событие единственным в дневнике отрывком на чистом советском языке, отметив, что «хотела плакать от счастья и сочувствия этим великим героям». . . принять участие в общем празднике». Это так не похоже на обычную Нину, что это шокирует, но причина вскоре становится ясной: мальчики. «Раньше я смеялась над сентиментальными девушками, влюбленными в интересных героев и знаменитостей, — писала она с сожалением, — но чем же я лучше?» Предметом ее вожделения был летчик Слепнев, у которого «сильные мужские черты лица и белая фуражка» настолько очаровал ее, что она слонялась вокруг его многоквартирного дома в надежде увидеть его и останавливалась, чтобы посмотреть на его фотографию в каждой витрине. Она спасла свои политические принципы едким замечанием о том, что когда советский подвиг терпит неудачу, о нем не слышно: «Наше правительство не любит говорить о неудачах, оно любит только хвастаться». 0004

    Нина, несомненно, унаследовала свои политические принципы от отца, хотя это наследство как-то обошло ее сестер-близняшек, с которыми она вечно спорила «о том времени, в котором мы живем, о положении рабочих, о культуре… . . Они изо всех сил старались защищать теперешнее положение дел, а я опровергал его. . . Я никогда не смогу с ними согласиться, назвать нынешний строй социализмом или считать нынешние ужасы нормальными». превратилась в карикатуру большевиков. Она отмечала (со ссылкой на своих сестер), насколько нынешняя молодежь бедна по сравнению с революционной молодежью прошлого века. Она любила своего отца, писала она, «когда он революционер… . . человек идей, человек действия, человек, который твердо придерживается своих взглядов и не променяет их ни на что на свете».

    Она вспомнила свой сильный «гнев и злость», когда полиция забрала ее отца в 1929 году, когда ей было 11 лет; а дневник полон доносов и инвектив против большевиков. Иногда совсем по-детски: «Домашняя работа, боже мой, у нас так много домашней работы. Какие негодяи большевики! О нас вообще не думают, не думают, что мы тоже люди». В других случаях это прямая реакция на действия полиции: во время обыска в доме, когда ей было 13 лет, она «стояла в коридоре и смотрел, грыз ногти и сдерживая гнев и ненависть»; в 14 лет, съежившаяся в одиночестве во время настойчивого стука в дверь днем ​​(на который она отказывалась отвечать): «Я была так напугана, что не могла ни на чем сосредоточиться. Проклятые большевики, я их ненавижу! Все они лицемеры, лжецы и нечестивцы».

    Дневник 1933 года содержит два ярких репортажа и комментария о советском обществе, в которых Нина вдруг как ребенок перестает писать: «Килограмм белого хлеба стоит 60 копеек! Литр керосина стоит 50!» — написала она 21 августа. «Злые, голодные, уставшие люди, стоящие в очередях, ругают правительство и проклинают жизнь. Нигде вы не услышите ни слова в защиту ненавистных большевиков». Далее последовало подробное описание коммерческих структур, которые давали советской элите привилегированный доступ к товарам. Через десять дней она написала о голоде на Украине: людоедство, беженцы, степь, заросшая бурьяном, деревни, опустевшие после того, как жители бежали в поисках пищи. Как и запись от 21 августа, все это было подчеркнуто НКВД. Как по языку, так и по содержанию эти две записи кажутся нехарактерными (хотя это не отмечено редактором и, возможно, также было пропущено НКВД), и неясно, откуда она знала об условиях на Украине. Вероятно, что она скопировала или перефразировала пункт из меньшевистской «Социалистический вестник» или какое-нибудь подобное эмигрантское издание. Хотя она никогда не упоминает, что ее отец приносил домой такого рода материалы (которые, конечно же, были незаконными и опасными), НКВД конфисковало принадлежавшую ему «эсеровскую литературу» во время того же обыска дома в 1937 году, когда был изъят дневник Нины. .

    Нина поняла, что ее дневник потенциально опасен. После того, как ее мать прочитала его, опасаясь, что он «может содержать что-то контрреволюционное», и обнаружив, что это так, Нина вычеркнула некоторые из самых опасных отрывков (но оставила другие нетронутыми). Но ее первой, типично подростковой реакцией был укол смущения из-за того, что ее мать прочитала то, что она написала о мальчиках. В более ранней записи она сказала: «А что, если в квартире вдруг произведут обыск и ее конфискуют из-за моих совершенно не прошедших цензуру высказываний о Сталине? И он попадает в руки тайной полиции? Прочтут и посмеются над моей любовной тарабарщиной».0004

    На всякий случай НКВД не смеялись, когда читали ее дневник, потому что думали, что разоблачили серьезную 18-летнюю контрреволюционерку. Это не так неразумно, как может показаться на первый взгляд. НКВД вполне мог подчеркивать места ворчания и сарказма в конфискованных дневниках, которые могли навести на мысль о контрреволюционной деятельности только самого параноидального милиционера. Однако в случае с Ниной буквальное прочтение дало бы повод для беспокойства любому охраннику.

    Две записи были особенно зажигательными. Один из них зафиксировал ее реакцию, когда ее отцу отказали в выдаче московского вида на жительство вскоре после возвращения из первой ссылки в Сибири в начале 1933 года. помешать ее постсоветскому редактору — или, предположительно, НКВД — расшифровать большую часть текста. Исполненная «беспомощной ярости» после отказа в путевке, Нина

    заплакала. Я бегала по комнате ругаясь. Я решил, что надо убить ублюдков. Как ни смешно это звучит, но это не шутка. Несколько дней я часами мечтал лежа в постели про как я его убью. Его обещания, его диктатура, гнусный грузин, покалечивший Россию. Как это может быть? Великая Россия и великий русский народ попали в руки подлеца. Возможно ли это? Та Россия, которая столько лет боролась за свободу и наконец добилась ее, та Россия вдруг поработила себя. Я должен убить его как можно скорее! Я должен отомстить за себя и своего отца.

    Курсивом выделены ее удаления.

    Очередная бурная вспышка (не иссеченная) была спровоцирована убийством Кирова в конце 1934 года. Убийство сильно встревожило советское руководство и привело к широкомасштабным репрессиям против бывших оппозиционеров, бывших аристократов и других нежелательных категорий. Хотя она разделяла мнение режима (вероятно, ложное) о том, что убийца Николаев был частью заговора, Нина не разделяла общественного горя. «Я обрадовался: значит, еще идет борьба, есть еще организации и настоящие люди. Не все жрут помои социализма». . «Почему сейчас никто не возмущается? . . . Какое право имеют эти большевики так жестоко и произвольно поступать со страной и ее народом. . . Назвать Николаева трусом! Он добровольно пошел на смерть за то, во что верил, он был лучше всех этих так называемых вождей рабочего класса, вместе взятых».0004

    К 17 годам затяжная депрессия Нины прошла, у нее появились друзья и немного общественной жизни, она наслаждалась школой и с нетерпением ждала поступления в университет, а антисоветские вспышки в ее дневнике становились все более частыми. реже. «Я почти довольна своей жизнью, — писала она в октябре 1936 г. — Мне пришлось приспосабливаться, и с каждым годом эта способность росла во мне». вопроса. В последний год своего дневника Нина почти не писала ни о политике, ни о публичных событиях, только о личном. Подводя итоги года в своей последней записи в дневнике, 2 января 19 г.В 37 лет она писала, что оставила свои прошлые неудачи и проблемы позади: «Я смотрю вперед и только вперед».

    Но впереди был не университет, а ГУЛАГ. После убийства Кирова перспективы таких семей, как семья Нины, ухудшились. Ее отца повторно арестовали осенью 1935 года, несколько месяцев продержали в Бутырской тюрьме, а затем снова сослали, на этот раз в Казахстан. Великие чистки уже шли полным ходом, когда 4 января 1937 года сотрудники НКВД провели обыск в квартире Луговского и конфисковали дневники Нины и Ольги, а также документы их отца. На допросе после ареста 16 марта Нина едва ли могла отрицать, что у нее было «крайне враждебное отношение к руководителям большевистской партии и в первую очередь к Сталину», и даже обвинение в «террористических замыслах в отношении Сталина» не слишком диковинно, учитывая ее фантазии о мести. Старательно подчеркивая зажигательные места дневника, НКВД создало правдоподобный образ заклятого врага советской власти.

    Но это еще не все. Избирательное подчеркивание НКВД создало портрет «дегенерата», а также политического врага: извращенного, склонного к суициду мизантропа; Достоевский подпольный человек, полный зависти и злобы на мир. Суицидальные мысли и попытки самоубийства Нины, конечно же, были центральными в этом представлении. Кроме того, были подчеркнуты все ее философские размышления о бессмысленности жизни, вездесущности обмана и разочарования, как и ее замечание о том, что «физическое уродство изуродовало мою душу». Лермонтова о хамстве немытых масс (почти слышно, как кипит голова энкаведиста: Отчужден от масс! ) и ее ироническое замечание о том, что женщины — это «собаки, которые пытаются возвыситься до своих хозяев» ( Реакционные взгляды на женскую эмансипацию! ). Эти подчеркивания могли бы дать Максиму Горькому прекрасный материал для одной из его обличительных речей, противопоставляющих декаданс Достоевского советскому жизнеутверждению.

    Типичным для сталинской милицейской практики было арестовывать не только Нину, истинную антисоветчицу в семье, но и ее трудолюбивую мать и благоразумных, «жизнеутверждающих» сестер. (На снимках Нина выглядит вызывающе, близнецы дезориентированы, а их мать смирилась; трогательно, что у всех трех девочек «растрепанные волосы торчат над ушами».) На фотографиях в конце книги , мы видим, как близнецов оштрафовали до костей вскоре после их освобождения с Колымы в 1942. Нина тоже там, выглядит в лучшей физической и умственной форме, чем другие члены семьи. А есть ее муж Виктор Темплин, художник и бывший политзаключенный, за которого она вышла замуж в ссылке в Магадане в конце 1940-х годов. Вспоминая все романтические разочарования юношеского дневника Нины, приятно видеть мужа — человека образованного, судя по фотографии, возможно, даже идеалиста. Всю жизнь они работали сценографами и пейзажистами в разных провинциальных городах, а оказались во Владимире.

    Что делать с такой жизнью, как у Нины? Чувство жалости к этому, расточительство, бессмысленная жестокость неизбежны. Но наше внимание, как читателей, приковано к ее измученному подростковому возрасту и жестоко прерванному переходу во взрослую жизнь. У нее было четыре с половиной десятилетия жизни после ГУЛАГа, но мы почти ничего не знаем о том, что она из этого сделала. На ее взрослых фотографиях изображена женщина с характером. Но она тоже выжила, что, вероятно, означало, что у нее развилась способность к адаптации, запоздалое появление которой было отмечено в ее дневнике. Но адаптация может означать многое. После смерти Сталина добивалась реабилитации, как и другие бывшие политзаключенные, и добилась ее 19 марта.63. В личном обращении к Хрущеву она объяснила свою детскую озлобленность на Сталина продуктом травмы от арестов отца. Это похоже на отказ от своего детского «я», хотя неясно, то ли из прагматических соображений, то ли из-за реального изменения убеждений. После реабилитации она добилась определенных успехов как художник, проведя персональную выставку в 1977 году, что, вероятно, означает, что она была принята в престижный Союз художников СССР. «Владимирские друзья ничего не знали о ее тюремном прошлом и вспоминали о ней как о замкнутом и добром человеке, — рассказывает нам редактор.

    Нина Луговская-Темплина умерла в возрасте 74 лет в 1993 году, пережив Советский Союз на два года. Радовалась ли она краху коммунистического режима? С надеждой смотрите в сторону постсоветской демократии? Воск возмущается «разбойничьим капитализмом»? (Ведь у нее был социалистический антисоветизм.) Страх перемен, как и у многих ее современников, пусть даже «к лучшему»? Исторические записи не дают ответов на эти вопросы.

    Я ХОЧУ ЖИТЬ | Киркус Отзывы

    ДУМАТЬ РУКАМИ

    к Сьюзан Голдман Рубин ‧ ДАТА ВЫПУСКА: 7 ноября 2017 г.

    В этой доступной и увлекательной биографии представлен один из самых известных в мире создателей гражданской архитектуры.

    По стилю и формату похож на нее Все рисуют!: Жизнь и искусство семьи Уайет (2014 г. ) и Широта и чудо: жизнь и искусство Джорджии О’Киф (2011 г.), тщательно проработанный профиль Рубина посвящен карьере, творческим процессам и вехам карьеры Майи Лин. Рубин подробно обсуждает самое известное достижение Линя — проектирование Мемориала ветеранов Вьетнама в Вашингтоне, округ Колумбия. Американец китайского происхождения Линь был сдержанным студентом колледжа, который участвовал и выиграл конкурс на проектирование и строительство мемориала. Ее молодость и этническая принадлежность были предметом больших споров, и Рубин обсуждает, как Лин боролась за сохранение своего видения мемориала. Другие известные работы Линя, в том числе Мемориал гражданских прав для Южного юридического центра по борьбе с бедностью в Монтгомери, штат Алабама, библиотека и часовня для Фонда защиты детей, Музей китайского языка в Америке и открытый проект «Волновое поле» исследуются, но не в такая же глубина, как Мемориал ветеранов Вьетнама. Красиво оформленная книга богато иллюстрирована цветными фотографиями и рисунками.