Слуцкое кадетского училища: ГУО «Минское областное кадетское училище» — Государственное учреждение образования “Минской областное кадетское училище”

Денис родился в Беларуси. Его мать умерла, когда ему было 8 месяцев, а отец умер, когда ему было 5 лет. Дениса на год поместили в детский дом, после чего его взяла к себе семья из Италии.

Однако, когда Денис подрос, он вернулся в Беларусь, где поступил в кадетское училище. Там он прослужил два года, но так и не связал свою жизнь с силовиками.

В августе 2020 года принимал активное участие в акциях протеста против фальсификации президентских выборов в Беларуси. 10 августа он был ранен резиновой пулей на Пушкинской площади в Минске — с тех пор у него на боку остался шрам. Однако затем ему удалось уйти от белорусских силовиков.

4 октября того же года Денис был арестован и провел 13 суток в следственном изоляторе в переулке Окрестина. Тогда ему предъявили обвинение по статье 342 ч. 1 УК («Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них»).

Потом, после суда, полгода провел в колонии строгого режима. Еще через полгода он смог уехать из Беларуси в Литву, где сейчас живет, ожидая статуса политического беженца.

– Расскажите вкратце, пожалуйста, как и где вы учились.
– Поступил в Минское областное кадетское училище в городе Слуцке. В кадетское училище я попал, как говорится, очень простым путем. Я тогда еще был в приемной семье, у нас с ними были небольшие разногласия. Так получилось, что для того, чтобы каким-то простым способом избавиться от той семьи, мне захотелось пойти куда-нибудь в школу. Скажем, кадетское училище. Все документы были оформлены, и я попал в кадетское училище буквально в мгновение ока. Я как сирота сдал без экзаменов. Я просто прошел психологические тесты, прошел физические тесты и все. Вся моя жизнь в кадетском училище длилась два года. Я очень хорошо зарекомендовал себя там именно в жизни именно в школе, потому что с первого года начал хорошо учиться, везде активно участвовал в спортивных соревнованиях, в разного рода выступлениях. После первого курса меня повысили до старшего заместителя кадета. Кроме того, в нашем взводе я был заместителем командира взвода. Кстати, первый год мы ездили на учения недели на две в соседнюю воинскую часть. Я немного заинтересовался этим. Я такой: «Ну вот и все. Я закончу кадетскую школу, а потом поеду куда-нибудь». То есть я уже тогда хотел связать свою жизнь с армией.

– Скажите, с какого отделения был этот кадетский корпус?
– Государственное учебное заведение.

– Я знаю, что у полиции есть свои курсанты, у военных есть свои курсанты.
– Есть суворовские училища, есть юнкерские училища. Имеются школы МВД и МЧС. Другими словами, это четыре разные сферы и структуры. После Суворовского училища можно смело идти в армию, но там уже получишь звание (рядовой, офицер и все что с этим связано). В кадетских училищах это просто, как говорится, этакое маленькое ответвление суворовских училищ, но и с получением чинов.

– Итак, ты получаешь ранги?
– Да. Вы начинаете как обычный кадет. Но если ты начинаешь очень активно участвовать в жизни школы, то, кроме этого, начинаешь получать какие-то вознаграждения. Либо чины, либо какие-то разряды. Другими словами, все должно было пройти через жизнь школы. Мой второй год был очень запоминающимся, потому что мы участвовали в различных мероприятиях (КВН и все остальное) в течение нашего второго года. А потом, после второго курса, я получил самый высокий ранг, который мы могли получить в то время. Это было звание «старший вице-кадет». Тогда у нас был первый и единственный на тот момент кадетский бал зимой… Скажу вам честно, сначала была информация, что к нам собирается приехать Александр Лукашенко. Но потом выяснилось (он тогда был премьер-министром), что Батура приехал к нам на кадетский бал (прим.: Денис ошибается. Борис Батура был вице-премьером Беларуси в 1999-2000). Это было самое звездное событие в нашем колледже. В конце концов, такие кадетские балы у нас, как я понял из разговоров, стали устраивать каждую зиму. После второго курса я уже не мог продолжать там учиться, потому что у меня диагностировали сколиоз II степени. Мне сказали, что я не могу продолжать обучение в колледже и что я могу пойти только в другое место, и все.

– Какие гражданские квалификации вам там давали?
— Там не было гражданской специальности, когда я учился. Может и сейчас делают, но конкретно об этом не знаю. Впрочем, отучившись там четыре года, уже можно было легко определиться, куда ты хочешь поступить: либо в Военную академию, либо в МЧС, либо в МВД. Или вы можете следовать гражданской линии где-нибудь еще.

– Значит, это было как в старшей школе?
– Да, это было как в старшей школе.

– Так есть ли льготы для выпускников ваших кадетских школ при поступлении в «силовые» вузы?
– Да, конечно. Кстати, у нас на втором курсе появились льготы, когда вышел закон, что если ты, например, весь учебный год закончишь на седьмой (7) балл, если у тебя средний балл 7,0 за весь год, то ты можешь просто будьте благословлены пройти. Без всяких экзаменов, без КТ, без всего, только физикальные анализы, нормативы — все, и сдаешь.

– Понятно. Как это сработало для вас?
– У меня, к сожалению, все сложилось очень печально. После второго курса мне пришлось уйти, потому что у меня развился сколиоз, из-за которого я не мог продолжать. У меня было большое желание пойти либо в военную разведку, либо в пограничники, потому что я очень хорошо учился в школе. Но я очень хотел и хотел присоединиться к этой структуре. К сожалению, не получилось.

– Понятно. А как идеология была представлена ​​вам в вашем учреждении? Были какие-то особенности?
– Идеология, ну что там было?! Ну, грубо говоря…

– Президент, государство?
– Нет, на этом не было акцента. Мы гораздо больше участвовали во всей военной подготовке. Каждый день были марши, так что у нас был час маршевой практики. То есть что-то конкретное вроде подготовки к военной жизни. На это делался больший акцент. Больше физической активности. Мы ходили на военный полигон, который был недалеко от нас, оттачивали навыки стрельбы, оттачивали навыки силовой подготовки. Они обучали нас больше, чтобы стать военными.

Даже если, грубо говоря, человек осознает, что военная деятельность — это не его, он просто, в конце концов, говорит: «Ну зачем мне этому учиться и зачем мне это делать? Я просто пойду и поступлю в какой-нибудь университет в другом месте». И все же, даже если он не хотел этого делать, его как бы, грубо говоря, вынуждали это делать. Вы должны это сделать, потому что вы, скорее всего, пойдете учиться куда-то еще на военного. Те, кто стремился к военной жизни, получали больше послаблений. Даже директор и все люди, которые у нас были в армии, обращали на таких людей больше внимания, чем на тех, кто не хотел посвящать свою жизнь армии. То есть нас готовили стать мужчинами и стать военными.

– Вы сожалеете или нет о времени, проведенном там?
– Знаете, в какой-то степени да, потому что я ведь очень наблюдательный, общаюсь со многими выпускниками, с кем-то мы вместе учились – и они следили за военной карьерой, военной деятельностью: кто-то присоединился к милиции, кто-то пошел в МЧС, кто-то вообще в Военную академию. Я общаюсь с этими людьми, и они мне просто говорят, когда узнают, что я сидел в тюрьме за все протесты: «Ну и зачем тебе все это надо было? Видите ли, все равно не получилось!». Или что-то вроде того. Я говорю этому человеку: «Помнишь, когда мы просто сидели друг у друга за столом, помогали друг другу, а теперь ты говоришь мне, что я такой-то плохой человек». Когда вы так говорите, человек реагирует немного по-другому, он начинает, грубо говоря, обливать вас грязью с ног до головы, делая из вас плохого человека. Я успел взять хорошее из того периода, два года, могу сказать спасибо кадетскому училищу за то, что из меня сделали человека.

– Скажите, когда Лукашенко уйдет, когда этот кошмар закончится, когда будет новая Беларусь, хотели бы вы на основе полученного опыта сделать карьеру в правоохранительных органах? Вам было бы интересно?
— Скажу честно, да, если бы была такая возможность — конечно! У меня еще есть желание пойти либо в пограничники, либо в разведку, потому что мне это очень интересно, особенно в военную разведку. Все, что есть, у нее есть, какие-то зимние походы, разведка. Мне все это было интересно и интересно до сих пор. Если режим рухнет и все начнется сначала, конечно, хотелось бы.

— Скажите, вы единственный из своего курса, кто участвовал в протестах и ​​решил порвать с системой или нет?
— Честно говоря, я не знаю об этом. Я знаю о себе, что да, я вышел, чтобы высказать свое мнение, но я не спросил других, с кем я общаюсь. Может быть, кто-то протестовал, может быть, нет. У меня нет конкретной информации.

– Хотели бы вы вернуться в Беларусь, когда режим падет и будет легитимная власть?

– Если честно, да, конечно, хотелось бы. Видишь ли, я все равно хотел бы этого. Если говорить об опыте тех людей, которые, грубо говоря, вышли против нас и побили нас, то это люди, которые всю жизнь были в системе с Лукашенко. Когда понимаешь, что этого режима больше нет, приходится искать новых людей, брать на себя и делать все сначала и делать то, что действительно должны делать силовики — не бить, а реально встать на сторону народа и защитить его. – Конечно, мне бы этого очень хотелось. Я надеюсь, что эти слова, которые я собираюсь сказать, дойдут до всех.

Силы безопасности, которые у нас есть сейчас, не защищают людей. Они просто пытаются выжить, чтобы режим не пал. Они готовы цепляться за все это, и прямо сейчас они цепляются за это. Однако, как только все это исчезнет, ​​наступит время построить новую структуру и набрать новые подразделения правопорядка. Я лично надеюсь, я верю, что когда в стране начнется определенная ситуация, и люди снова выйдут против режима, правоохранительные органы встанут и выйдут вместе с людьми. Что не будет так, как это было в 2020 году, когда половина силовых структур, даже военных, не захотела выходить на улицы с народом.